— Что им Гитлер сводку, что ли, отрадировал?
Наконец команда:
— Вылет разрешен! Запасная цель — Львов, станция товарная. Там большое скопление войск, техники, боеприпасов…
— Запускай мото-оры-ы!..
Летчики рады: даешь удар по германским союзникам!
Ночь. Звезды. Темь под крылом. Я регулирую качество смеси по глушителю. Летим, летим, летим, а под нами — все наша страна. Много захватил фашист со своими сподручными!
Впереди какие-то огненные всплески. Что это?! Вот — опять.
Штурман ворчит что-то про себя.
— Ты что, Николай Гаврилыч?
— Да вот, говорю, этого еще не хватало.
— Чего не хватало?
— Да вон — гроза. Не видишь разве?
— Гроза-а-а?
Гроза — это плохо. Особенно ночью.
Держим прежний курс. Всплески все чаще и чаще. В ноздрях защекотало пряным запахом озона. В лицо пахнуло влагой. Дело дрянь. Молнии гуляют по небу со всей своей необузданной силой. Злость берет, хоть плачь. До цели — рукой подать, только перевалить через Карпаты. И вот — пожалуйста! Что делать?
И как всегда в подобных случаях, мое «я», раздваиваясь, вступает в спор с самим собой.
«Лететь нельзя — опасно!» — говорит одна половинка.
«Конечно, опасно! — охотно соглашается вторая. — Но ведь обидно-то как! Надо попробовать. Не возвращаться же обратно. Может быть, там окно, коридор. Может, пройдем…»
Рядом, перед самым носом, полоснули по черным тучам разветвленные зигзаги молний. Страшный треск. Самолет становится на дыбы. В ветровое стекло с силой бьют водяные потоки. Опять молния!
«Что ты делаешь — опомнись! — вопит первая половина моего «я». — Немедленно назад!»
«Да, да! — изрядно напугавшись, соглашается вторая и кладет машину на обратный курс. Думает: — Надо что-то сообразить. Но что? Перешагнуть через грозу? Нет, это невозможно — слишком высоко. Но что же, что?»
Мы выскакиваем из грозового хаоса. Опять звезды. Тихая ночь. Справа в отдалении возникает вспышка на земле. Одна, другая, третья. Утыкаются в небо синие иглы прожекторных лучей. Падают бомбы, занимаются пожары.
— Что это?
— Запасная цель, — хмуро говорит штурман. — Станция товарная. Ребята не прошли.
«Вот-вот! — обрадовалась первая половина моего «я». — Запасная цель. Живая сила. Техника. Боеприпасы. Смотри, смотри — бомбят все самолеты! Через эту грозу никто не пройдет. Облака над горами. А ты знаешь, какие они мощные, эти облака? Как в них бросает. А скалы — рядом. Ка-ак шмякнет! Знаешь же? Вот. Иди на запасную цель, отбомбись, и все в порядке».
«Обидно-то как! — вздыхает второе «я», разворачиваясь вправо. — Ведь только через Карпаты перешагнуть!»
Но первое «я» уже знает, что второе хитрит. И точно! Самолет, развернувшись, идет вовсе не на Львов.
Гроза неистовствует. Беспрестанные вспышки молний освещают бесконечно длинную гряду черных туч. Иногда нас встряхивает, иногда швыряет в лицо шквалистыми ливнями. Наш самолет представляет собой сейчас заряженный аккумулятор: тронь — убьет! Концы крыльев, стволы пулеметов, стойка антенны — все светится голубым электрическим сиянием.
Летим минуту, другую, третью. Пять минут! Десять! Вдоль грозы… Запасная цель уплывает назад. Она кипит в огневой сумятице. Самолеты, уткнувшись в грозу, возвращаются бомбить станцию товарную. Вспоминаю игривый мотив глупой джазовой песенки, слышанной мною еще в начале войны в Ташкенте:
Горько усмехаюсь. Дождались…
Время идет. Никаких изменений. Гроза. Молнии. Черные тучи. Гудят моторы, жрут горючее. Сердце сжимается: ведь на учете каждая капля!..
«На что ты надеешься?» — въедливо спрашивает первое «я».
«На случай! — стиснув зубы, деспотически огрызается второе. — Случай — это великая вещь! Это жар- птица! Надо только не спать, как это делали старшие братья Иванушки-дурачка. Надо набраться терпения и подкараулить…»
Время идет. Сердце болит, разрывается. Горючее! Горючее!!
«Нет, безнадежное дело, — гнет свое первое «я». — Надо возвращаться».
«Ну, еще минутку», — униженно просит второе.
«Ладно, минутку можно! — торжествуя, великодушно соглашается первое. — Можно даже две! От Львова домой — горючего хватит…»
Прошла минута. Проходит вторая. И вдруг справа, среди клубящейся тьмы я увидел… звездочку!
Руки сработали сами. Глубокий разворот в сторону звездочки, и мы ворвались в тьму. Огненный всплеск, грохот, нас схватило, тряхнуло и бросило вверх. Вверх, вверх, вверх, с невиданной бешеной скоростью. Молния! Грохот. Снова молния, и вот мы уже падаем. Падаем, падаем, падаем!.. Все!.. Конец. Сейчас ударит о скалы…
Нас жестоко тряхнуло и… все осталось позади! Тихая, теплая южная ночь распахнула свое покрывало. На небе — ни облачка. Звезды.
— Проткну-улись! — радостно закричал Евсеев. — Смотри-ка — звезды! Молодец ты, командир!
Я вытер ладонью мокрое от пота лицо:
— Молодец не я. Молодец мое второе «я».
— Что ты сказал? — не понял Евсеев.
— Да так. Хорошо, говорю! Смотри-ка, смотри! Ч-черт побери, да у них и города светятся! Как в мирные дни…
И уже сердце наполняется недоумением и гневом: их сыны топчут нашу землю, убивают мирных людей, разрушают села, деревни, города, а они сами живут припеваючи, прячась от возмездия за толщей расстояния. Но мы достанем вас, достанем! Ах, жаль вот только, что у нас в люках всего десять бомб!..
Под нами треугольник из городов. Светятся рекламные вывески, по ниткам шоссе стремительно движутся искорки фар. Автомобили, автомобили. Весело живут… грабители!
— Ужгород, Мукачево, Чоп! — перечисляет штурман названия городов. — А впереди, видишь, — громадное зарево? Это Будапешт. Сорок пять минут лета!
Сорок пять? Не верится. Так далеко, и такое зарево. Вот это городище!
Я подавлен и восхищен. Когда-то, очень, очень давно, в каком-то сказочно прекрасном сне я, летя на гражданском самолете, видел сверху ночью освещенные города. И вот опять — тот же сон… А может быть, ото вовсе и не сон? Может быть, я все еще сижу за штурвалом гражданского самолета и сзади меня, в салоне, и мирном сне похрапывают пассажиры? И я, наверное, тоже вздремнул чуть-чуть, и мне приснились кошмары войны.
Мы летим, не таясь, на высоте двух тысяч метров. Зарево растет, расползается, как при пожаре. Вот уже появляются отдельные огоньки. Кучки огней. Море огней. Они колеблются, переливаются, мигают. Какая прелесть! Бриллиантовая россыпь!
Огни отражаются в Дунае. Мосты, мосты, и по ним вереницы скользящих автомобильных фар. Город
