поморщилась.
Иван уловил мое недовольство, поднял голову и виновато попросил:
– Потерпи немного.
Я кивнула. Развернулась к нему спиной, взялась за холодные поручни, огляделась вокруг.
Огромные сверкающие звезды тонули в море, как драгоценные камни, небо на горизонте сомкнулось с водой.
Мир плавно перевернулся. Не было глубины под моими ногами, была только головокружительная высота, наполненная сиянием незнакомых планет. И я бесстрашно летела между ними на маленькой «Ледяной звезде».
Радиопомехи неожиданно прекратились. В наступившей тишине раздались неторопливые переборы гитарных струн: Ричард Мэркс запел старую добрую балладу «Now and Forever».
Высокий чистый голос заполнил пространство между небом и водой, скрепил их серебряной звездной нитью. Простая неторопливая мелодия взлетела над морем, расшевелила неподвижный вечерний воздух. Мир, раньше казавшийся мне застывшим, внезапно ожил и обрел бессмертную душу.
Только сейчас я почувствовала, что я – часть этого огромного мира. Не самостоятельное отдельное существо, гордое своей независимостью, а кусочек этого неба, капля этого моря, частица звездного света… Что я была здесь всегда и останусь навечно даже когда умру. Что я видела все это очень давно и увижу снова через столетия. Что я – часть круга, у которого нет конца и нет начала.
– Почувствовала, да? – тихо спросил Иван за моей спиной.
Я молча кивнула и обхватила себя обеими руками. Меня начала сотрясать крупная дрожь восторга и ужаса.
Иван стоит прямо за моей спиной. Сейчас он дотронется до моих плеч, я повернусь…
Кто сказал, что целоваться на втором свидании неприлично?!
Я закрыла глаза и крепче стиснула пальцы, стараясь успокоиться. Майка, тебе двадцать пять! Двадцать пять! Приди в себя, ты же не сопливая девчонка! Ну! Перестань трястись!
– Он обнимет меня тогда, когда кончится песня, – произнесла я про себя.
Отзвучали последние переборы струн, голос растворился в холодной темноте. Я открыла глаза.
Вот сейчас. Ну?!
Руки Ивана дотронулись до моих плеч. Прикосновение было очень легким и совсем не походило на объятие.
Боится? Стесняется? А может, я ему не нравлюсь?
Я подняла руки к плечам. Но вместо теплых мужских ладоней, мои пальцы коснулись холодной ткани.
Ветровка. Джентльмен беспокоится, как бы дама не простудилась.
Я повернулась. Иван стоял в нескольких шагах от меня. Наступившая темнота спрятала его лицо.
– Пора возвращаться, – сказал он негромко. – Ты замерзла.
И побежал вниз по лестнице в каюту.
Я изо всех сил прикусила губу. Меня душили слезы обиды и разочарования.
Пол под ногами содрогнулся. Вновь ожило и заработало невидимое сердце корабля. «Ледяная звезда» плавно качнулась, сделала поворот, двинулась к невидимому берегу.
Так закончилось мое второе свидание с капитаном Дердекеном.
Берег приближался неотвратимо, как расставание.
Я смотрела на длинную темную полосу, расцвеченную вечерними огнями, и с трудом сдерживала слезы.
За все это время мы с Иваном не сказали друг другу ни слова.
Маленький Джокер сновал по палубе между нами, разряжая обстановку рассказом анекдотов, я натянуто улыбалась. Иван стоял у руля и, по-моему, ни разу не взглянул в мою сторону.
Ясно. Я его совершенно не привлекаю. Как женщина.
Тогда какого черта он потащил меня на эту прогулку? Из дружеской заботы? Чтобы я подышала свежим воздухом?
Черт бы тебя побрал, Иван Дердекен!
Джокер нацепил на голову длинную вязаную шапочку, напоминавшую шутовской колпак. С ее конца свисал мохнатый бубон, похожий на колокольчик. Сходство с шутовской атрибутикой стало, таким образом, еще сильнее.
Мы подошли к причалу. Яхта мягко задела правым бортом доски пристани, качнулась и остановилась.
– Приехали, – сказал Иван.
Я сбросила с себя ветровку, взялась руками за край свитера.
– Не надо!
Иван оставил руль и подошел ко мне.
– Не надо, – повторил он. – Вечером холодно.
– А как же…
– Я заберу свитер, когда довезу тебя до дома, – нетерпеливо перебил Иван. – Хорошо?
– Хорошо, – прошептала я. По большому счету мне было уже все равно. Бал окончен, гаснут свечи…
Иван принес из каюты мою джинсовую куртку. Перекинул ее через руку, спросил:
– Готова?
– Готова! – ответила я покорно.
– Тогда высаживаемся.
Я хотела переступить с борта на деревянный трап, но тут вспомнила о том, что не попрощалась с Джокером. Обернулась, громко позвала:
– Давид Самсонович!
Назвать его «Джокером» у меня не поворачивался язык.
Голова карлика высунулась из машинного отделения. На голове вызывающе торчал вязаный колпак.
– До свидания! – сказала я все так же громко. – Спасибо за прогулку.
– Удачи вам, милая барышня, – ответил Джокер. – Заходите пореже.
– Джо! – резко одернул Иван.
Голова карлика мгновенно провалилась в люк.
– Прости его, – извинился Иван. – Джокера иногда заносит.
– Ничего его не заносит, – ответила я. И добавила себе под нос:
– Просто он тебя ревнует.
– Что? – не понял Иван. – Прости, не расслышал.
– Ничего, – ответила я и побежала по деревянному трапу.
Иван последовал за мной. Мы молча шли по длинному, ярко освещенному причалу. Я смотрела себе под ноги и не обращала внимания на происходящее до тех пора, пока мой взгляд не наткнулся на чьи-то кроссовки. Кроссовки были до ужаса знакомые.
Я подняла голову. Перед нами стоял Лешка.
Боже мой! Никогда в жизни не видела его таким!
Лешка был растрепанным, помятым и взвинченным. На его лице цвели нервные красные пятна, рыжие волосы вызывающе торчали во все стороны. Что касается одежды…
М-да…
Похоже, что он хватал первое, что попадется под руку. Брюки от вечернего «выходного костюма» причудливо сочетались с кроссовками и теплой байковой фуфайкой.
Я затормозила, вопросительно глядя на моего бывшего приятеля. Остановился и Иван.
– Почему вы не предупредили, что выходите в море? – спросил Лешка. Его голос дрожал от бешенства.
Я высокомерно задрала брови.
– А почему я должна тебя предупреждать?
