тетушкой, разбросала их по комнате и отправилась во двор. На прогулку.
В конце концов, даже заключенные имеют на это право!
Я обошла дом вдоль забора, выискивая в нем уязвимые места. Но, к сожалению, не нашла ни одного. Забор был высоким, деревья возле него не росли, камни, плотно пригнанные друг к другу, не расшатывались.
Я обошла дом сзади и оказалась у пристройки с бассейном. Вошла в открытую дверь, присела у стены и пригорюнилась, глядя на воду.
– Отдыхаешь? – спросил у меня над ухом знакомый голос.
Я быстро подняла голову. Надо мной возвышался дядюшка. На его устах порхала легкая одобрительная улыбка.
– Отдыхаю, – подтвердила я с вызовом. – Что, не имею права?
– Имеешь, имеешь, – успокоил он.
Обошел меня и уселся рядом на длинную деревянную скамью. Сочувственно спросил:
– Устала?
– А вы как думаете? – огрызнулась я.
– Думаю, устала.
– Какой вы догадливый!
Он тихо засмеялся.
– Да ты не ершись! Я же не виноват, что Лена тебя в оборот взяла!
– Ага! – ответила я, глядя на воду. – Вы и знать не знали о планах жены! Правда?
– Знал, но не обо всех ее планах, – поправил меня дядюшка.
Неожиданно во мне проснулся интерес. Чего это он со мной заигрывает? А он ведь заигрывает! Убей Бог! Нюхом чую! Или я не женщина?
Я издала громкий вздох и поникла плечами.
– Что ей от меня нужно? – спросила я полузадушенным от слез голосом. – Что я ей сделала плохого?
Дядюшка как бы покровительственно обнял меня за плечи. Повторяю, объятие было «как бы» покровительственным.
Ах ты, старый кобель!
– Ну-ну, не надо, – подбодрил он меня. – Лена – деловая женщина, а иногда бывает просто жестокой. Не обращай внимания.
– Легко сказать, – пробормотала я и вытерла несуществующую слезинку в уголке глаза.
– Не расстраивайся, – продолжал утешать меня дядюшка. – Ты не спорь с ней. Делай то, что она говорит. И все будет хорошо.
– Я делаю…
– Вот-вот!
Дядюшка воровато оглянулся. Пригнулся ко мне и понизил голос:
– А я тебе помогу.
Я повернула голову в его сторону. Прямо перед моими глазами плавало холеное лицо с правильными, но отчего-то несимпатичными чертами. Господи! Да он красит брови!
Дядюшка задышал, как паровоз, и потянулся ко мне румяными, как у вампира, губами. Я кокетливо отклонилась в сторону.
– Не надо…
Он опомнился, или сделал вид, что опомнился. Отстранился, поправил ворот рубашки.
– Прости, пожалуйста, – извинился он. И добавил, понизив голос:
– Ты очень красивая. Я просто голову потерял.
Мне стало смешно, но я сдержалась и не фыркнула прямо в его холеное подкрашенное личико.
Вот теперь я точно знаю: дядюшка разыгрывает приступ влюбленности! Зачем? По одной простой причине: ему что-то от меня нужно. Действует дядюшка в одиночку и страшно боится, что тетушка узнает о его инициативе.
Ура! Раскол в рядах противника прибавлял мне шансов на выживание!
Я скромно опустила ресницы и пробормотала:
– Вы тоже красивый…
Дядюшка гордо приосанился. Старая прописная истина: каждый мужчина в душе павлин. Умный, неумный – неважно. И женщина может этим обстоятельством воспользоваться. Если знает как.
Раньше я этого не знала, потому что не было острой необходимости. А сейчас придется постигать науку непосредственно на месте боевых действий.
Ничего, постигну. Подумаешь, опасная зона! Меньше прав на ошибку, вот и все.
– Вы, наверное, намного моложе тети Лены? – спросила я доверчиво.
– А что? Это так заметно?
В голосе дядюшки зазвучало неприкрытое самодовольство избалованного домашнего кота.
– Очень заметно, – подтвердила я с жаром. – Вы такой подтянутый, молодой, а она…
Я тактично умолкла.
– Лена хорошо выглядит, – проявил лояльность дядюшка.
– Хорошо, – согласилась я. – Но все равно заметно, что она старше.
– На восемь лет, – не удержался дядюшка.
Я присвистнула, прикидывая в уме его возраст. Тетушке шестьдесят. Это я знаю точно, паспорт видела. Значит, дяде пятьдесят два года.
Мужчина в самом расцвете сил. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Сколько же вам лет?
– А сколько дашь? – закокетничал дядя, как барышня.
Я пожала плечами и бросила на него смущенный взгляд из-под ресниц.
– Вам сорок пять.
– Почему ты так решила? – обиделся дядюшка, и я поняла, что любовницы ему безбожно льстят.
– Потому, что выглядите вы на сорок, – ответила я подхалимски.
– А-а-а…
Дядюшка снова расцвел. Попала, надо полагать.
– Мне обычно столько и дают, – признался он милостиво.
– А на самом деле?
Дядя слегка поперхнулся.
– Сорок восемь.
Он откашлялся и повторил:
– Сорок восемь.
Я прикусила нижнюю губу. Смеяться нельзя. Никак нельзя.
– Поделитесь секретом, – попросила я совершенно серьезно. – Как это у вас получается?
– Все просто, девочка моя, – заметил дядюшка покровительственно. – Нужно любить жизнь и ценить ее удовольствия. Вот и все.
Ага, конечно! Надо полагать, еще нужно посещать хороших косметологов и подкрашивать седые брови. Но эти детальки дядюшка оставил за флагом.
Я вздохнула.
– Трудно, – пожаловалась я.
– Что трудно? – не понял родственник.
– Трудно получать удовольствие от жизни, когда нет денег, чтобы их оплатить…
– Девочка моя!
Дядюшка снова сочувственно обнял меня за плечи. Я почувствовала запах хорошей туалетной воды, перемешанный с запахом ароматизированного табака.
– Забудь! – сказал он проникновенно. – Забудь все плохое!
Я снова душераздирающе вздохнула.
– Теперь все будет по-другому, – вещал дядюшка вполголоса. Немного поколебался и чмокнул меня в
