– Иди, иди… У тебя тушь поплыла.
Я, не поднимая глаз, взбежала по лестнице вверх, ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь. Привалилась к ней спиной, и несколько минут стояла неподвижно, пытаясь собрать мысли.
Что происходит? Что за странные игры затеял мой дядюшка? Это шанс на мое спасение или паутина, которую они сплели вместе с тетей Леной?
Что мне делать?
Я оторвалась от двери и побрела в ванную. Хорошенько умылась, намазала лицо кремом и вернулась в комнату.
Нужно все обдумать. Жаль, что у меня так мало информации. Придется пока играть по правилам, установленным не мной. Впрочем…
Я направилась к журнальному столу и уселась в кресло.
Впрочем, у меня появилось нечто лучшее, чем информация. У меня появилась надежда на спасение. Маленькая, призрачная, возможно обманчивая, но все-таки надежда!
Дверь открылась, Рита просунула в нее свою ехидную мордочку.
– Завтрак подавать? – спросила она без прежней почтительной интонации.
– Подавай, – велела я.
Дверь открылась, и Рита вкатила в комнату сервировочный столик. Расставила передо мной тарелки, застыла, глядя на меня с тайным злорадством.
– Вали отсюда, – сказала я хладнокровно. – Не порть аппетит.
Она фыркнула, но ответить не посмела. Оказывается, это не трудно: быть хамкой. Более того: это тот самый клин, которым вышибают другой клин.
В общем, с хамами нужно говорить на понятном им языке. Похоже, я этому языку потихоньку учусь.
Я взяла в руки вилку и приступила к завтраку.
Прошла вторая неделя.
Она прошла под флагом крупных домашних разборок. Я не раз слышала повышенные голоса, несущиеся из комнат дядюшки и тетушки. Они что-то выясняли между собой и никак не могли выяснить.
Тетушка усилила контроль над моими занятиями. Теперь она заходила ко мне в комнату несколько раз в день.
– Работай! – повторяла она настойчиво. – У тебя мало времени!
Я стискивала зубы и бралась за ручку. На боковой части правой ладони у меня образовалась огромная мозоль. Работать было не просто трудно, работать было больно.
Обедали мы теперь вместе. Не знаю почему. Тетушка передо мной не отчитывалась, велела, и все. Обеды проходили в молчании, я редко поднимала глаза от своей тарелки, а если поднимала, меня немедленно встречал хмурый взгляд тетушки. Похоже, она караулила, не переглядываемся ли мы с ее супругом.
Ревность? Или нечто большее?
Сам черт не разберется, что происходит в этом проклятом семействе!
Дядюшка сохранял невозмутимый вид. Нужно сказать, что он владел собой гораздо лучше меня. Но и я старалась научиться лицемерию, как могла.
Моим девизом стало изречение Конфуция: «Лицемерие – это средство злом внутренним победить зло внешнее».
Я повторяла эту фразу перед сном и твердила ее, едва проснувшись. Она стала моим оправданием.
Я должна победить внешнее зло. Я должна выжить и вернуться назад, в нормальную жизнь. И для этого нет плохих или хороших средств. Все средства одинаково хороши.
Недавно тетушка велела мне прекратить упражнения. Я копировала Женину подпись с лихой небрежностью, и мне удалось добиться почти полной идентичности. Но я делала вид, что получается это у меня не всегда, а по настроению. В общем, лицемерила, как умела.
Два дня назад тетушка явилась ко мне в комнату. Собрала исписанные листы и молча направилась к выходу.
– Тетя Лена!
Она остановилась. Медленно обернулась, и я увидела злые неприязненные глаза с кровавыми прожилками на белке. Или не спала, или….
Плакала? Не может быть!
– Что тебе?
– Ты не оставила мне бумагу, – сказала я кротко, словно не замечая ее неприязненного тона.
– Отдыхай, – ответила тетушка и удалилась.
Я вылезла из кресла, подошла к кровати и упала на покрывало.
Отдыхать так отдыхать.
Два дня прошло в приятном безделье. Мозоль на правой ладони побледнела и стала почти незаметной. Наверное, именно этого тетушка и добивалась.
Сегодняшнее утро выдалось суматошным.
Тетушка ворвалась ко мне ни свет ни заря. Одним движением раздернула шторы на окне, коротко велела:
– Подъем!
Я уселась на постели и уставилась на нее.
– Который час?
– Не важно. Поднимайся.
Я медленно посчитала до пяти. Откинула одеяло и выбралась из теплой постели. Потянулась.
– Сейчас принесут завтрак, – продолжала командовать тетушка. – Поешь хорошенько, у нас много дел в городе.
– Каких дел?
Тетушка проигнорировала мой вопрос.
– После завтрака умоешься, вымоешь голову. Сама не укладывайся, внизу дожидается парикмахер.
Я замерла. Похоже, сегодня, действительно, важный день.
– Костюм я выберу сама, – продолжала тетушка. – Оденешься после того, как тебе сделают прическу и накрасят. В одиннадцать ты должна быть полностью готова. Я буду ждать внизу.
И она вылетела из комнаты.
На смену тетушке явилась Рита с сервировочным столиком. Я окинула ее неприязненным взглядом и отправилась в ванную.
Хорошенько умылась, вычистила зубы. Поразмыслила, нужно ли мыть голову прямо сейчас и отказалась от этой мысли. Если меня дожидается парикмахер, то ему видней, когда это лучше делать.
Я вернулась в комнату и заставила себя в буквальном смысле слова набить живот. Есть не хотелось, но я не знала, что готовит мне сегодняшний день, поэтому решила встретить его во всеоружии.
Когда я закончила завтрак, часы показывали начало десятого. В дверь деликатно стукнули.
– Войдите, – сказала я.
И в комнату вошел хмурый неулыбчивый мужчина средних лет. В руках у него была сумка, похожая на спортивную.
– Здравствуйте, – сказала я.
Мужчина не ответил. Только сделал странный жест: ткнул пальцем в раскрытый рот.
– Вы немой? – догадалась я.
Мужчина закивал головой.
Да. Хорошего парикмахера нашла моя тетушка.
Мужчина поставил сумку на пол и принялся извлекать из нее рабочие инструменты: ножницы разной величины, расчески, щеточки, целлофановые накидки, фен, средства для укладки волос в разной упаковке, какие-то коробки с гримом….
Я наблюдала за его ловкими движениями, и на душе у меня было тошно. Но привычка к лицемерию делала свое дело: на моих губах змеилась вежливая улыбка.
Наконец мужчина опустошил свою сумку. Покопался в кармане пиджака, достал из него фотографию. Окинул ее задумчивым взглядом, потом посмотрел на меня.