Взяла старушка ее тарелку, пошла на кухню и налила холодного супу.
Опять стала лакать Тра'виаточка. Принесла Татьяна Никандровна жаркое и на отдельной тарелочке с цветами – Травиаточке отдельный кусочек с косточкой.
Все пили чай, молоко Травиаточка лакала. Затем соскочила со стула и попросила погулять. После обеда Свистонов аккомпанировал. Старичок сидел рядом, играл на флейте.
Глава девятая БОРЬБА С МЕЩАНСТВОМ В том же доме жил Дерябкин.
Дерябкин больше всего на свете боялся вазочек. Дерябкин бледнел при слове ‹'мещанство». Поэтому он не позволил своей новой жене внести в комнату, им занимаемую, девичью красоту: герань и фуксию. Также он не дал ей повесить на стенку фотографию ее матушки. Несмотря на сопротивление жены, вытянул обойный гвоздик из стены и запрятал молоток.
– Уж если ты хочешь жить со мной, потрудись подчиняться моей воле Я тебе глупить не позволю! И на следующее утро повезла Липочка в трамвае цветочки обратно своей матушке. Та в это время мыла 116 воротнички Дерябкина и всплеснула мыльными руками.
– Уж эти мужчины, они не любят цветов! Пообедали. Стала мамаша доставать занавески для окон.
Залюбовались мамаша и дочка. Занавески были ручной работы. Еще сама бабушка вязала.
– Что я принесла, дорогой мой Пава! – Я не Пава, я – Павел. Не- называй меня, пожалуйста, собачьей кличкой – Посмотри, узоры-то какие…
– Занавески на окнах,- сухо заметил Павел,- это признак мещанства. Я не могу тебе этого позволить.
В субботу мы пойдем в «Пассаж» и купим подходящее.
Между тем Свистонов, бродя по улицам, зашел в «Пассаж» позавтракать.
Дерябкин, несмотря на толпу, шел гордо. Держась за мужнин рукав, почти бежала Липочка.
– Взгляни-ка, вазочка! Не купить ли…
– Брось, пожалуйста, свои вазочки.
– А вон кошечка-копилочка.
– Не приставай,- раздраженно сказал Дерябкин, выдергивая рукав.- И что за мещанская манера цепляться. Иди спокойно.
– Купи картину, Павочка. Мы повесим ее над нашей кроваткой.
– Я тебе сказал, не приставай.
– Ну абажур купи.
– И абажура не куплю.
Свою борьбу Дерябкин возводил в перл творения.
Ночей Дерябкин не досыпал, все думал, как бы уберечься от этого зла. Идет по улице и вдруг видит в окне магазина выставлено восковое мещанство. Одето мещанство в мишуру, губы у мещанства крашеные, волосы завить! по парижской моде Ну парикмахерские, бог с ними, они всегда были такие, но вот магазины трестов и кооперативов! Болело у Дерябкина сердце, что в магазины и тресты проникает мещанство.
– Это – безвкусица,- рассматривая легонькую как пух, муранского стекла вазочку, произнес Дерябкин – Конечно,- подтвердил остановившийся рядом Свистонов – Приятно видеть человека, хорошо разбирающегося в этих делах.
– Какая это рыбка? – обернулась Липочка.
117 – Дельфин,- ответил Свистонов.
– Она все мечтает о золотых рыбках! – пояснил Дерябкин примелькавшемуся во дворе человеку.
Примелькавшийся человек сочувственно промычал.
Дерябкин, чувствуя неожиданное подкрепление, обрадовался.
– Вот я тебе говорил, гражданин тоже утверждает.
– Да, всем приходится бороться с мещанством,- пряча улыбку в воротник, вздохнул Свистонов.
Говоривший был, по-видимому, человек знающий и просвещенный.
– Не посоветуете ли,- спросил Дерябкин незнакомца,- мы, кажется, с вами встречались во дворе, что купить? Я – Павел Дерябкин, инкассатор.
– А я – литератор Свистонов.
– Это хорошо,- сказал Дерябкин.- Вот видишь, Липочка, и литератор того же мнения.
Дерябкин, навьючив Липочку – он считал, что мужчине не полагается носить пакетов,- вцепился в Свистонова.
– Идемте к нам чай пить.
Свистонов, следом за Дерябкиным и Липочкой, спустился в подвал.
В подвале лежала суконная красная с черным дорожка, какие были прежде на парадных, обеденный стол, зеркало с парадной. Чистота царила в подвале необычайная. Окна выглядели почти хрустальными, подоконники были вымыты до блеска. Крашеный желтый пол сверкал.
– Гигиена,- сказал Дерябкин,- это первый признак культурности. Вот посмотрите, как лежат у нас зубные щеточки.- И Дерябкин повел Свистонова к полочке над краном.- Видите, и мыло тоже в футляре, чтобы бациллы не попадали. На этом фронте я уже победил.
Теперь новый фронт открылся для меня, по вечерам теперь я вырабатываю почерк. Каллиграфия приучает человека к усидчивости и терпению.
Грамотный и культурный человек был для Дерябкина первый гость. Хозяин жаждал просвещения. Но по вечерам не только вырабатывал почерк Дерябкин.
Кроме того, он слушал радио. Радио приводило в восхищение Дерябкина. Ему казалось, что благодаря радио он сможет узнать все на свете. Он может просвещаться насчет оперы, не надо терять времени на трамвай, да и 118 экономия какая. Об этом он часто говорил с женой. Беда, если жена шумела, когда он сидел с блестящими наушниками. И Липочка решила не ударить лицом в грязь.
– Я настолько малокровна, что мое единственное спасение во сне, я спать могу когда угодно и сколько угодно,- усевшись на пестреньком диванчике, сказала Липочка Свистонову.
– Как же вы научились спать когда угодно? – спросил Свистонов, облокачиваясь на спинку дивана.
– Всему научит ночная клубная служба,- вздохнула хозяйка.
– Вы такая изящная,- грустно пробормотал Свистонов.- Тяжело вам, должно быть, возиться с домашним хозяйством.
– Ужасно бегать приходится,- ответила хозяйка.- Если так будет долго продолжаться, то я умру.
Сколько хлопот было с переплетами! Почти каждый день я бегала в переплетную.
– С какими переплетами? – полюбопытствовал Свистонов.
Хозяйка гордо подвела гостя к этажерке.
– Это любимые книги моего Павла.
Свистонов согнулся. «Старые годы», ежегодник общества архитекторов.
– Вы тонко понимаете искусство,- сказал Свистонов, выпрямляясь.- Эти матерчатые переплеты необыкновенно подходят к вашей обстановке.
И здесь решил Андрей Николаевич стать своим человеком.
«Андрей Николаевич сказал, Андрей Николаевич советовал, Андрей Николаевич сегодня достал для нас билеты на концерт, Андрей Николаевич поведет нас в музей»,- стало раздаваться в этой квартире.
Старички наверху ревновали.
– Обиделся на нас, что ли, Андрей Николаевич.
Общество Дерябкина составляли: Девица Плюшар, лет шестидесяти, отставная классная дама с косичкой, закрученной на затылке, и двумя зубами на верхней челюсти; девица, которой уже негде было танцевать мазурку.
А как лихо отплясывала она за мужчину в своих желтых на шнурках ботинках на прежних балах гимназии, в которой по утрам она плыла со сложенными 119 на груди руками и каменным лицом: «Время делу, а потехе час».
Парикмахер Жан, человек образованный, любящий порядок, которому теперь приходилось брить и стричь черт знает кого! Клиентов, с которыми нельзя даже и поговорить, которым нельзя порассказать и которые сообщить ничего не могут! А раньше было стричь и брить одно удовольствие… Узнаешь, что делается в Сенате, что – за границей, как прошел домашний спектакль в доме графини 3.
Парикмахер Жан был вхож в лучшие дома города.
Прежде он носил в престольные праздники цилиндр и жакет. А причащаться было в прежнее время одно удовольствие. Впереди мундиры, тканые золотом, белые брюки, треуголки под мышкой, шпаги, светлые платья, запах духов, одеколона, и всё знакомые, знакомые. Стоишь в дверях и только успеваешь раскланиваться.
Владимир Николаевич Голод, владелец фотографического ателье «Декаданс», где всем снимающимся вставляли глаза и придавали деревянный вид.
Бывший подрядчик Индюков, великий пьяница и враг народа.
Все это общество жило очень дружно и почти весело.
Индюков уважал девицу Плюшар как женщину начитанную и умную. Девице Плюшар нравился Индюков как человек положительный, хотя и пьяница. Мысли девицы и старого вдовца о воспитании не совсем совпадали. Но Индюкову казалось, что мысли их совсем совпадают, чему он был рад.
Жан, хотя и был ниже Плюшар по происхождению, но за свою жизнь обтесался, знал несколько слов пофранцузски, нужных парикмахеру его времени, знал всю подноготную театрального мира. Плюшар, хотя и поздно, узнавала закулисную жизнь.
Был, конечно', в этом обществе и бывший офицер, как бывает почти в каждом обществе, потому что кто же не служил еще в недавнее сравнительно время? Мобилизован он был еще безусым юнцом и с тех пор носил офицерское звание. Прославился же он своей мазуркой, еще будучи студентом первого курса Горного института.
Мальвин был совершенно одинокий человек. Поэтому любил он очень Дерябкина. Всем знакомы одинокие люди. Все знают, что они застенчивы, а иногда нервически веселы, что они очень любят вспоминать то время, когда они блистали.
120 В воскресные и праздничные дни все общество собиралось у Дерябкина. Свистонов попал в это общество.
Свистонов не пропускал ни одного воскресенья.
Плюшар уважала литературу, она считала, что литература должна прямолинейно учительствовать. Жан любил юмористические рассказы. Индюков говорил, что книги – не его ума дело. Мальвин предпочитал популярно-научные романы Было о чем поговорить и поспорить.
Девицу Плюшар подпоили. Она сидела красная и оживленная в своей укороченной юбке и кофточке с воротом, наглухо застегнутым. Индюков опьянел и стал болтлив. Мальвин наливал Свистонову из бутылки и спрашивал мнение его о литературе. Дерябкин хотел показать Свистонову своих знакомых во всем блеске, чтобы он знал, с кем он, Дерябкин, знаком.
– Анна Николаевна станцует мазурку,- сказал он Свистонову.- Она вас до сих пор стеснялась, но сегодня, я думаю, ничего.
И произошло нечто живописное, с точки зрения Свистонова. Гости и хозяева стали отодвигать стол. Дерябкин взял гитару и тронул струны. Все, за исключением Плюшар и Мальвина, сели по стенам. Мальвин подошел, пригласил Плюшар на танец. Он обхватил ее за талию, и на пятачке они понеслись. Мальвин выделывал па, старался танцевать так, как танцевал еще студентом, становился на колени. Девица Плюшар неслась вокруг него. Он вскакивал, вращал ее еще раз, и они снова неслись.
