должности. Север раскрыл половинки тессеры, между которыми было заложено стило, костяная палочка для письма и задумался.
-- Ну что у нас вчера было? 'Гнев Юпитера?' А позавчера 'Слава Мария'. Кто хоть придумал-то такое. Магий что-ли? 'Слава Магия' видать хотел, да постеснялся.
Луцием Магием звали трибуна легиона Близнецов, второго из легионов Фимбрии, названного так, поскольку он был образован слиянием двух других расформированных соединений. Накануне Магий, согласно очереди, распоряжался постами.
-- Давай-ка что-нибудь поинтереснее родим, -- сказал трибун, выводя буквы по воску, -- 'кап-кан... для...'.
Север сложил дощечку и протянул тессерарию:
-- Пароль на сегодня -- 'Капкан для Диониса'.
-- Намек на этого, что-ли? -- Барбат мотнул головой в сторону крепостной стены Питаны.
-- На этого.
В Понтийском царстве полагалось считать, что Митридат, на самом деле -- бог Дионис.
-- А не боишься?
-- Кого?
-- Диониса.
-- Митридата?
-- Нет, того Диониса, -- тессерарий указал рукой на небо.
-- Не боюсь. Свободен, тессерарий!
Барбат отсалютовал и мгновенно скрылся. Север посмотрел на башни Питаны. Вспомнилось недавнее:
'На Акрополь! Захватим Митридата!'
Ага, захватили.
'Чего богов бояться, когда они, как зайцы бегают?'
По мнению самого Эвпатора, он вовсе не бежал, как заяц, а организованно отступил. Все прошло согласно плану. Едва Север в числе авангарда очутился на Нижней Агоре, распахнулись Северные ворота Пергама и халкаспиды Тиссаферна стремительным броском атаковали вифинцев, стоявших здесь в заслоне. Фимбрия конечно предполагал, что царь пойдет на прорыв, причем именно здесь. Лишь круглый дурак не задумался бы о такой возможности. Легат поставил напротив Северных ворот треть своего войска, всех вифинских союзников. Он, разумеется, не доверял Аполлодору и стойкости его воинов, но не мог поступить иначе. Легионеры были нужны для штурма, а на фракийцев, весьма полезных в уличных боях, в чистом поле надежды было немного.
Аполлодор ждал митридатова прорыва, но мощь удара стала для него полной неожиданностью. Он думал, что царь будет драться за Пергам и лучшие свои части поставит против легионов, а на прорыв пойдет, лишь потеряв надежду удержать город. Петух тоже думал, что певцы для супа непригодны...
Тиссаферн прошел сквозь даже не фалангу, просто строй гоплитов, как нож, режущий масло. Ошибкой Аполлодора стало то, что он стоял слишком далеко от стены, позволив халкаспидам быстро выставить за ворота значительные силы и развернуть строй. Впрочем, нельзя утверждать, что решение разместить войска подобным образом было необдуманным. Идущих на прорыв активно поддерживали со стен градом стрел, и поваленные на бок телеги, а так же щиты, которые во множестве были изготовлены для разрушения стены и служившие защитой осаждающим, подтащить ближе было нереально. Да и укрыли бы они лишь небольшие группы воинов.
Нельзя сказать, что вифинцы тут же разбежались, но тягаться с лучшими воинами Понтийского царства им было явно не под силу.
Понтийцы шли молча, без боевых кличей, без ударов мечей о щиты. Все действия корпуса халкаспидов были продуманы заранее, и главный царский телохранитель не утруждал себя командами и указаниями, кому куда бежать и что делать. Он шел на острие атаки, работая сразу двумя мечами. Эта безмолвная сеча потрясла воинов Аполлодора куда больше, чем, если бы враг отчаянно шумел, создавая иллюзию своей большой численности.
Следом из ворот вырвались катафрактарии[129]
во главе с самим царем и его сыновьями. Царь в длинном чешуйчатом доспехе, закрытом шлеме, сидя на высоком мощном жеребце, так же укрытом от копыт до ушей согласно парфянскому обычаю пластинчатой броней, казался железной статуей бога войны. Воины Аполлодора отхлынули от ворот, как волны, разбивающиеся о прибрежные скалы. В пробитую брешь устремились все прочие царские войска, оставляющие город. Раненого Диофанта везли на специально подготовленной колеснице.
Таксил, брошенный на произвол судьбы, еще сражался в городских кварталах, когда последний из воинов, которых царь пожелал взять с собой уже оставил пределы города.
Прорвавшись на Акрополь и обнаружив отсутствие какого-либо сопротивления, Фимбрия понял, что царь бежал.
-- Ушел, ушел! Аполлодор, трусливая скотина! Упустили! -- легат метался по тронному залу, волоча в руке длинную горящую занавеску.
-- Гай Флавий! -- Север, уже вложивший меч в ножны, замер на пороге зала вместе с несколькими легионерами, заворожено, как и они, взирая на обезумевшего легата, -- опомнись! Ты спалишь дворец!
-- Пусть! Пусть горит все!
На пороге появился Носач и зарычал:
-- Фимбрия, приди в себя! Что ты ревешь, как баба?! Царь не уйдет далеко, у него путь один, в
