пробудили от глубокого сна и она еще не вполне проснулась. – Что там такое?
– Я заметил движение на террасе. Нас могли увидеть.
И тогда Уин отчасти пришла в себя. Отвернувшись от него, она неуклюже запихнула грудь в корсет и поправила платье.
– Моя перчатка, – прошептала она, увидев, что она лежит, забытая, на скамье словно крохотный белый флаг – сигнал о капитуляции.
Меррипен пошел к скамье, чтобы вернуть ей перчатку.
– Я… Мне надо в дамскую комнату, – дрожащим голосом сказала Уин. – Я приведу себя в порядок и вернусь в гостиную, как только смогу.
Она не была вполне уверена в том, что знает, что именно только что произошло, что это означало. Меррипен признался в том, что любит ее. Он наконец это сказал. Но в ее представлении объяснение в любви должно быть счастливым, радостным событием, а не таким, каким оно прозвучало в устах Меррипена – полным горечи и гнева. Все шло совсем не так, все было ужасно.
Если бы только она могла вернуться в отель и запереться у себя в комнате! Она нуждалась в уединении, чтобы все обдумать. Так что именно он сказал?.. «Я предпочел бы видеть тебя в объятиях этого холодного бесчувственного ублюдка, нежели допустил бы, чтобы ты умерла в моих». Но это же бессмыслица. Почему он это сказал?
Ей хотелось потребовать от него ответа на свой вопрос, но не здесь и не сейчас. Такие вопросы с наскока не решают. Тут требовалась большая осторожность. Меррипен был куда более сложным человеком, чем казался со стороны. Несмотря на то что он производил впечатление человека далеко не тонкой душевной организации, на самом деле в нем кипели чувства такой силы, что даже он сам не умел с ними справляться.
– Мы должны поговорить позже, Кев, – сказала она.
Он коротко кивнул ей. Плечи его ссутулились словно под тяжестью непосильной ноши.
Уин, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, поднялась в дамскую комнату на втором этаже. В уборной кипела работа – горничные спешно пришивали оторвавшиеся оборки, помогали убрать жирный блеск с покрытых испариной лиц, поправляли прически, втыкая новые шпильки вместо утерянных во время танцев. Женщины собирались в маленькие стайки, хихикали и сплетничали о том, что успели подсмотреть или подслушать. Уин села перед зеркалом и уставилась на свое отражение. Щеки ее горели, от обычной невозмутимой бледности не осталось и следа, губы покраснели и припухли. Она покраснела еще гуще, подумав о том, что другие, глядя на нее, вполне могут догадаться о том, что она делала.
Горничная подошла, чтобы протереть лицо Уин влажной салфеткой и припудрить рисовой пудрой. Уин пробормотала слова благодарности. Она несколько раз вздохнула, чтобы успокоиться, пытаясь дышать настолько глубоко, насколько позволял корсет, и постаралась незаметно убедиться в том, что лиф полностью прикрывает грудь.
К тому времени как Уин почувствовала себя готовой вновь спуститься вниз, прошло примерно минут тридцать. Она улыбнулась, когда в дамскую комнату зашла Поппи и подошла к ней.
– Привет, милая, – сказала Уин, поднимаясь со стула. – Садись, место освободилось. Тебе нужны шпильки? Или, может, пудра?
– Нет, спасибо. – Выражение лица у Поппи было напряженным и встревоженным. Она раскраснелась, почти совсем как Уин.
– Тебе здесь нравится? – с некоторой озабоченностью спросила Уин.
– Не сказала бы, – ответила Поппи, оттаскивая сестру в угол, чтобы их не подслушали. – Я надеялась, что тут будет не так, как у всех, что здесь будут новые люди, а встречаю все тех же надутых старых пэров или, что еще хуже, надутых молодых пэров. А если я и встретила тут кого-то нового, то это сплошь карьеристы и дельцы, у которых одни деньги на уме. Во-первых, говорить о деньгах вульгарно, а во-вторых, я ничего в этом не смыслю. Или начинаешь их спрашивать о том, чем они занимаются, а они тебе заявляют, что не могут об этом никому рассказывать. Как это понимать? Напрашивается один вывод – они либо преступники, либо аферисты.
– А Беатрикс? Как у нее дела?
– Беатрикс тут пользуется успехом. Она всем подряд говорит возмутительные вещи, и все смеются, считая, что она острит, в то время как они просто не понимают, что она говорит это совершенно серьезно.
Уин улыбнулась:
– Может, пойдем вниз и разыщем ее?
– Еще не время. – Поппи взяла сестру за руку. Она была чем-то очень сильно взволнована. – Уин, дорогая… Я искала тебя, потому что… Там, внизу, неспокойно. И это… из-за тебя.
– Что значит «неспокойно»? – Уин покачала головой, чувствуя, что холодеет от ужаса. В животе все опустилось. – Не понимаю.
– Прошел слух о том, что в оранжерее тебя видели в компрометирующей ситуации. Очень компрометирующей.
Уин почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Прошло всего тридцать минут, – прошептала она.
– Таков лондонский высший свет, – мрачно сказала Поппи. – Сплетни распространяются с молниеносной скоростью.
В это время в уборную вошли две молодые женщины. Увидев Уин, они сразу принялись перешептываться.
Уин встретилась глазами с Поппи. В глазах ее стоял ужас.
– Будет скандал. Непременно будет, не так ли? – слабым голосом сказала она.
– Не будет, если сделать все быстро и правильно. – Поппи еще раз пожала руку сестры. – Я должна привести тебя в библиотеку, дорогая. Там уже ждут Амелия и мистер Рохан. Мы соберем семейный сход и вместе подумаем, как нам исправить положение.
Уин едва не пожалела о том, что больше не больна и не прикована к постели. Потому что сейчас ей бы очень не помешал глубокий обморок.
– О, что же я наделала, – прошептала она.
Поппи слабо улыбнулась:
– Похоже, все тут задаются тем же вопросом.
Глава 14
Библиотека Хантов выглядела солидно. Вдоль стен по всему периметру стояли застекленные книжные шкафы из красного дерева. Кэм Рохан и Саймон Хант стояли возле буфета с внушительными запасами спиртного. Когда Уин вошла в комнату, Хант, державший в руке наполовину заполненный янтарной жидкостью бокал, бросил на гостью взгляд, значение которого осталось для нее загадкой. Амелия, миссис Хант и доктор Харроу тоже были здесь. Уин овладело странное чувство: ей казалось, что все это происходит не с ней и не наяву. Она никогда не была замешана в скандале, и на поверку оказалось, что быть участницей скандала совсем не так захватывающе интересно, как ей представлялось, когда она, мечтая о приключениях, больная лежала в постели.
Превалирующим чувством было чувство страха. Потому что вопреки ее недавнему заявлению о том, что желает быть скомпрометированной, на самом деле она совсем этого не желала. Ни одна женщина в здравом уме не пожелала бы для себя такого. Скандал мог разрушить не только ее собственную репутацию, он мог также перечеркнуть надежды младших сестер на достойное будущее. На всю семью ложилась тень. Своей беспечностью она нанесла непоправимый вред тем, кого любит.
– Уин, – сказала, подходя к ней, Амелия, – не переживай, родная. – Она крепко обняла сестру. – Мы справимся.
Если бы Уин не была так расстроена, то улыбнулась бы. Старшая сестра Хатауэй была наделена удивительным даром: потрясающей уверенностью в том, что способна справиться с чем угодно, включая природные катаклизмы, вражеские нашествия и несущиеся на всем скаку стада бизонов. Но ничто из перечисленного и близко не могло сравниться по разрушительной силе со скандалом в высшем лондонском свете.
– Где мисс Маркс? – приглушенно спросила Уин.
– В гостиной с Беатрикс. Мы стараемся делать вид, что у нас все как у всех. – Амелия грустно и несколько натянуто улыбнулась Хантам. – Но похоже, в нашей семье вести себя как все мало кому удается.
Уин внутренне вся сжалась, увидев входящих в библиотеку Лео и Меррипена. Лео подошел к ней, тогда как Меррипен, как обычно, отошел в самый дальний угол. Он упорно отводил от нее взгляд. Повисло молчание, и в этой грозной тишине Уин почувствовала, как волоски дыбом встают у нее на затылке.
Не сама же по себе она угодила в эту историю, с внезапным раздражением подумала Уин.
Вот теперь Меррипен должен прийти ей на выручку. Вот сейчас он должен защитить ее всеми имеющимися у него средствами, включая имя.
Сердце ее стучало так сильно, что заболела грудь.
– Похоже, ты решила наверстать упущенное, сестричка, – непринужденно заметил Лео. Но за напускным легкомыслием его слов скрывалась озабоченность, проглядывавшая в светлых глазах. – Надо нам все уладить побыстрее, поскольку даже наше коллективное отсутствие уже дает повод для кривотолков. Языками чешут так быстро, что в гостиной, должно быть, сильный сквозняк.
К Амелии и Уин подошла миссис Хант. Говорила она тихо и с искренним участием:
– Если слухи безосновательны, я тут же предприму меры к тому, чтобы их прекратить.
Уин судорожно вздохнула.
– Это правда, – сказала она.
Миссис Хант похлопала Уин по плечу. Взгляд ее обещал безоговорочную поддержку.
– Поверьте мне, не вы первая, не вы последняя оказываетесь в такой ситуации.
– На самом деле, – раздался раскатистый баритон мистера Ханта, – в свое время миссис Хант именно при таких обстоятельствах…
– Мистер Хант, – раздраженно перебила мужа хозяйка дома, и он усмехнулся. Обернувшись к Уин, миссис Хант сказала: – Уинифред, вы и тот джентльмен должны немедленно разрешить это недоразумение между собой. – И, тактично сделав паузу, добавила: – Могу я спросить вас, с кем вас видели?
Уин не могла ответить на этот вопрос. Она уставилась в пол, делая вид, что изучает растительный орнамент ковра, который расплывался у нее перед глазами. Она ждала, когда
