нужно знать конкретно — как он выглядел.
— Я не думаю, что это имеет какое-нибудь значение, — ответил мэр.
— Это имеет очень большое значение, — твердо заявил капитан. — Мне нужно описание внешности этого парня. Если я не получу его от вас, получу от кого-нибудь другого.
Он повернулся к Мартину:
— Уверен, это был Бартон — он любит такие вот дурацкие розыгрыши.
Мартин даже не взглянул ему в лицо. Он был молчалив и официально холоден.
Капитан щелкнул пальцами.
— Было ли еще кое-что — исцеления, к примеру?
— Много исцелений, — ответил мэр.
— Могу я видеть хоть одного исцеленного?
— Можете, — сказал мэр. — Вот мой сын.
Он кивнул маленькому мальчугану, и тот вышел вперед.
— У него была высохшая рука. Поглядите на нее теперь.
Капитан благодушно рассмеялся.
— Да, да. Но ведь это даже и косвенным доказательством не назовешь. Я не видел его высохшей руки. Я вижу только нормальную, здоровую руку. Это не доказательство. Кто докажет, что вчера рука была высохшей, а сегодня она стала нормальной?
— Я могу дать слово, — просто ответил мэр.
— Дружище! — воскликнул капитан. — Не ожидаете же вы от меня, что я стану полагаться на слухи. О, нет!
— Очень сожалею, — сказал мэр, глядя на капитана с выражением смешанного с жалостью любопытства.
— У вас есть какой-нибудь портрет, на котором он изображен, каким был раньше? — спросил капитан.
Из толпы вынесли большой, написанный маслом портрет мальчика, где он был изображен с высохшей рукой.
— Дружище! — капитан замахал рукой. — Картину может нарисовать кто угодно и изобразить на ней можно что угодно. Живопись лжет. Мне нужна фотография мальчика.
Фотографии не оказалось. Это искусство еще не было известно местным жителям.
— Ладно, — вздохнул капитан; лицо его подергивалось. — Я хочу поговорить с другими горожанами. Так мы никуда не придем.
Он ткнул пальцем в ближайшую женщину.
— Вы.
Женщина колебалась.
— Да, вы, подойдите сюда, — приказал капитан. — Расскажите мне про этого чудесного человека, которого видели вчера.
Женщина спокойно смотрела на капитана.
— Он ходил среди нас, был очень красив и добр.
— Какого цвета были его глаза?
— Цвета солнца, цвета моря, цвета гор, цвета ночи. Они были, как звезды и как цветы…
— Достаточно, — капитан замахал перед лицом ладонями. — Слышите, Мартин? Абсолютно ничего конкретного. Какой-то шарлатан шатается по городам, нашептывает им в уши приятную бессмыслицу и…
— Пожалуйста, прекратите, — сказал Мартин.
Капитан попятился.
— Что?
— Вы слышали, что я сказал, — ответил Мартин. — Мне нравятся эти люди. Я верю в то, что они рассказывают. Вы, конечно, имеете право на свое собственное мнение, но лучше держите его при себе, сэр.
— Как ты смеешь со мной так разговаривать? — закричал капитан.
— Я сыт по горло вашим произволом, — ответил Мартин. — Оставьте этих людей в покое. У них за душой есть нечто хорошее, а вы пытаетесь это разрушить и насмехаетесь над этим. Я тоже разговаривал с ними. Я прошелся по городу, видел их лица и понял, что у них появилось то, чего никогда не было, — просто немного веры, и теперь с ее помощью они могут двигать горы. А вы, вы взбесились потому, что кто-то отнял вашу славу, опередил вас и сделал ваше прибытие событием, не имеющим никакой важности!
— Я дам еще пять секунд, чтобы вы могли закончить, — произнес капитан. — Понимаю. Вы переутомились, Мартин. Месяцы путешествия в космосе, нервы напряжены, ностальгия, одиночество. А теперь еще и все эти дела… Я сочувствую вам, Мартин, и оставляю без последствий вашу мальчишескую выходку.
— А я не оставлю без последствий вашу мальчишескую тиранию, — ответил Мартин. — Я выхожу из игры. Остаюсь здесь.
— Вы не сделаете этого!
— Не сделаю? Попробуйте меня остановить! Здесь именно то, что я искал. Я сам не знал, чего хотел, но когда нашел, понял — вот оно. Это по мне. Забирайте свою мерзость с собой и катитесь куда-нибудь в другое место — разорять другие гнезда своими сомнениями и своими… научными методами!
Он бросил быстрый взгляд по сторонам.
— Эти люди пережили нечто чудесное, а вы никак не можете вбить себе в голову, что это действительно произошло. Нам так повезло, что мы опоздали только на несколько часов.
Люди на Земле говорят про этого человека вот уже много столетий после того, как он посетил старый мир. Мы все хотели бы увидеть и услышать его, но никогда не имели такой возможности. А сейчас мы промахнулись всего лишь на несколько часов. А ведь могли бы и увидеть его.
Капитан Харт посмотрел на щеки Мартина.
— Вы плачете как дитя. Прекратите это.
— А мне плевать.
— Зато мне не плевать. Мы должны сберечь достоинство перед местными жителями. Вы переутомились. Но я уже сказал — я вас прощаю.
— Я не нуждаюсь в вашем прощении.
— Вы идиот. Неужели вы не видите, что все это проделки Бартона, что он дурачит этих людей, пудрит им мозги, чтобы организовать здесь свой собственный концерн по разработке нефтяных и минеральных ресурсов. И все это в религиозной упаковке! Вы дурак, Мартин. Вы круглый дурак! Уж вам-то следует знать землян. Они пойдут на все, чтобы добиться своего — на святотатство, ложь, мошенничество, воровство, убийство. Все средства хороши, если с их помощью можно достичь цели. А Бартон — истинный прагматик, вы его знаете.
Капитан принужденно рассмеялся.
— Идем отсюда, Мартин, согласитесь, что я прав, это всего лишь очередной гнусный трюк Бартона — сначала как следует обработать горожан, а затем, когда созреют, взять их голыми руками.
— Нет, — ответил Мартин, обдумав его слова.
Капитан поднял руки вверх.
— Это Бартон. Это его грязные штучки, преступный почерк. Я даже восхищаюсь им, старым чертом. Каково! Ворваться сюда в полыхании пламени — сиянье вокруг головы, и мед на устах, и ласковое касанье пальцами! Тут применить лекарство, там — исцеляющее излучение. Это Бартон — кто же еще.
— Нет, — голос Мартина был нетверд. — Нет, я не верю в это.
— А кто тебя просит принимать на веру? — гнул свою линию капитан. — Просто надо поразмыслить над этим и понять. Это именно те штучки, которые любит откалывать Бартон. Перестань грезить, Мартин. Проснись! Уже утро. Это реальный мир, и мы в нем — реальные, грязные людишки, и самый грязный из нас — Бартон!
Мартин повернулся спиной к городу.
— Вот, вот, Мартин, — сказал Харт, осторожно похлопывая его по спине. — Я все понимаю. Это удар
