он стоял передо мной, отчаянно пытаясь сохранить на лице ухмылку. Я знала, что неизведанное будоражит его, но я также знала, что его одолевает страх. Мне хотелось укутать его и увезти домой. Переживания мамы и вовсе не укладывались у меня в голове.
Папа держался мужественно. Он пожал сыну руку и похлопал по плечу.
— Я горжусь тобой, сын.
Ноэль улыбнулся и крепко обнял его.
— Я тоже горжусь тобой, папа.
Отец по — мужски кивнул.
Ноэль заключил маму в объятия. Я и не заметила, насколько тяжело ему справляться с нахлынувшими чувствами, пока он не прижался к матери.
— Я люблю тебя, мама. Я приеду на Рождество. Обещаю.
— Обещаешь? — выкрикнула она, одновременно поправляя воротник его куртки. Старые привычки трудно искоренить.
— Обещаю.
Мы смотрели, как он проходит сквозь стеклянные двери, ведущие его на Кубу. Он помахал на прощание. Папа улыбнулся, и Ноэль исчез. Я увидела, как из глаз папы хлынули слезы. Слезы катились по его лицу, и он издавал звуки, которых я не слышала от него раньше. Он закрыл лицо руками, и слезы стали просачиваться сквозь пальцы. Мама обняла его. Так они и стояли, прижавшись друг к другу.
— На Рождество мы обязательно увидим его, — сказала она.
Папа кивнул, словно мальчишка. Я стояла удрученная. Мы зашагали к машине и выехали из аэропорта, не произнеся ни звука.
Я вернулась домой, где Леонард пожирал полиэтиленовый пакет. Я вырвала добычу из его пасти. С жеманным видом он вышел вон из комнаты, выражая свое отвращение ко мне, ведь я прервала вполне сносный ужин. Было темно. Я не стала зажигать свет, а лишь включила телевизор. Мне вспомнилось, как Ноэль пришел ко мне, когда Энн и Ричард уехали в Керри. Он хотел убедиться, что я в порядке. Теперь и он уехал и навещать меня было некому.
Он любил группу Queen. Я улыбнулась.
„Из моего брата вышел бы неплохой гомик“.
Глава шестнадцатая
Оспа
Позвонила Энн. Они с Ричардом пытались зачать ребенка. Существовала лишь одна проблема: Энн уже много месяцев старалась забеременеть, но ничего не получалось.
— Ты думаешь, мне нужно провериться? — спросила она. Я вспомнила, что Норин, учительница биологии в моей школе, два года не сдавалась, и у нее все же родилась дочка.
— Нет, слишком рано. На все нужно время, — сказала я уверенно.
— Не знаю, мы перепробовали все, что только можно. Я убеждала ее, что результат появляется со временем. Кроме того, я понимала, что если речь заходит об анализах, то они оба должны провериться.
— Что? Ты думаешь, с Ричардом не все в порядке? — спросила она, обороняясь.
— Нет, я не говорила этого. Я думаю, что с вами обоими все в порядке, но если ты собираешься делать анализы, то нет смысла участвовать в этой затее одной, — ответила я, запаниковав. У меня не было настроения спорить.
Энн на мгновение задумалась.
— Ты думаешь, это связано с таблетками?
Я пришла в замешательство.
— Что? Ты до сих пор сидишь на таблетках? Спросила я в изумлении.
— Эмма, не умничай, — рассмеялась она. — Я ведь столько лет пила их.
Я задумалась.
— Ну а на коробочке ничего не говорится об этом?
— Нет, — призналась она. — Может, мы еще попытаемся.
— Хорошая идея, — согласилась я.
Остальная часть беседы кружилась возле того, что ей нужно проезжать на машине тридцать миль, чтобы найти приличный торговый центр. Я устала, и у меня раскалывалась голова. Я не выспалась ночью, и мне было жарко.
— Мне нужно идти, — сказала я. Я просто была не в состоянии разговаривать.
— Хорошо, но не забывай, что завтра я буду в Дублине, так что поужинаем вместе. Я пообещала, что не забуду, и повесила трубку. Я приняла две болеутоляющие таблетки и потащилась наверх, в кровать.
Я проснулась несколько часов спустя и почувствовала себя значительно хуже. Я встала, чтобы подойти к зеркалу, и заметила на теле большие красные пятна.
— Боже праведный! — взревела я.
Я приблизилась к зеркалу и сняла халат, чтобы осмотреть себя более тщательно. Перед моими глазами маячили отвратительные красные лепухи.
— Приехали, черт возьми! — вздохнула я. — У меня сифилис.
Я вспомнила, что мои родители уехали ненадолго в Эдинбург, и мне захотелось заплакать. Врач приехал час спустя и подтвердил, что я подхватила мерзкую ветряную оспу. Неделя изолированного заключения и каламиновый лосьон для примочек. Врач ушел, а я осталась стоять у зеркала и ожидать появления пятен на лице, молясь, что последнего не произойдет. Я позвонила Кло, и она рассмеялась.
— Это не смешно, — ныла я. — Если я почешусь, то покроюсь шрамами.
— Ну так не чешись, — посоветовала она, продолжая смеяться.
— Тебе легко говорить, — обиделась я. — Моя кожа кишит паразитами. Я ощущаю себя Индианой Джонсом в «Храме Судного дня».
Кло на секунду умолкла.
— Не понимаю.
— Что?
— При чем тут «Храм Судного дня»? — спросила она.
— Ты знаешь, пауки, — сказала я.
Она не знала.
— Когда на Индиану Джонса и его подружку стали падать пауки.
— Мне кажется, это было в первом фильме, — сказала она.
— Что ж, как тогда назывался первый фильм? — спросила я.
— Не помню, — ответила она после небольших раздумий.
— Ну и ладно, — уступила я.
Кло никогда не болела ветряной оспой, поэтому ей нельзя было приходить ко мне. Энн пыталась забеременеть, поэтому ужинать со мной ей хотелось меньше всего. Ричард не напрашивался на ужин со мной по той же причине. Родителей и Ноэля не было в городе, поэтому я оказалась, абсолютно одна, и мне очень и очень хотелось почесаться. Я сидела и смотрела дневные передачи по телевизору, которые повергли меня в депрессию и тоску. Тоска стимулирует зуд. Я приготовила еду, однако последняя застряла у меня в горле. Чуть не задохнувшись, я вытянулась на диване и стала жаловаться себе на то, что вынуждена работать с подростками. Один из них и занес ветряную оспу в класс. «Ублюдки».
Меня разбудил звонок дверь. Я запаниковала, как на моем месте поступил бы любой зараженный человек. Я встала у закрытой двери, а затем прокричала:
— Кто там?
— Шон, — последовал ответ. — Впусти меня!
— Не могу, — завыла я. — У меня ветряная оспа.
