Он рассмеялся:
— Кло рассказала. Впусти меня.
— Не могу, — снова взвыла я. — Это очень заразно.
— Я уже болел ею! — отозвался он.
— Но ты можешь покрыться чешуей, — стонала я.
— Эмма, открой чертову дверь, пожалуйста!
Я открыла. От света у меня заболели глаза. Он шагнул в комнату. Я подняла голову. — Отлично, но только не обвиняй меня, если покроешься чешуей. У тебя опухнет мозг, и ты умрешь. Шон смеялся, получая удовольствие от моей истерики.
— Где ты это услышала?
Я указала на брошюры, оставленные врачом. Он взял их, прочел и улыбнулся.
— По — моему, у кого — то небольшая истерика.
— Неужели, — сказала я раздражительно. — Что ж, если бы ты заболел оспой, с тобой приключилось бы тоже самое.
Он рассмеялся, и я поняла, что, несмотря на его высокомерие, я радовалась его приходу.
— Я принес фильмы, мороженое и еще каламинового лосьона.
«Мой герой».
Мы решили посмотреть фильм. Он заставил меня надеть рукавицы, так что наслаждаться мороженым было весьма нелегко, но я постаралась. Мороженое оказалось единственной пищей, не вызывающей у меня рвотный рефлекс. Немалая часть лакомства оказалась на моем лице, но я вытерлась рукавицей. — Очень сексуально, — расхохотался Шон.
— Ха — ха, — находчиво ответила я. На большее мой мозг был неспособен, болезнь изрядно подточила остроумие. — Нет, серьезно, вот ты сидишь во фланелевой пижаме, усыпанная страшными красными пятнами, в рукавицах и с лицом, испачканным мороженым. Я и вправду завелся.
Он ухмыльнулся, придя в восторг от своей шутки.
— Сволочь! — Я была слишком больна, чтобы соперничать с его даром остроумия. — Отвали!
— Узнаю прежнюю Эмму. Не возражаешь, если я буду записывать за тобой? — с досадой спросил он.
Я бросила в него подушкой.
— Я болею. У меня ветряная оспа. Я могу умереть, — ныла я, добиваясь страдания.
Шон захохотал.
— Ты можешь умереть! — повторил он ради собственного удовольствия.
Из его уст эта фраза прозвучала несколько истерично. Я попыталась оправдаться.
— Так написано в брошюре, — с горестным видом ввела я его в курс дела. — Кожа взрослых покрывается чешуей, а в редких случаях наблюдается вышеуказанное разбухание мозга и последующая смерть.
Его смех не утихал.
— У тебя ветряная оспа. Несколько дней ты будешь чувствовать себя паршиво, тело будет зудеть, а потом все будет в порядке.
— Отлично, — согласилась я, — есть вероятность того, что смерть обойдет меня стороной, но сейчас мне слишком плохо, чтобы выслушивать, как ты меня дразнишь.
— Я не дразнился, — смеялся он. — Ты выглядишь сногсшибательно.
Я попыталась сохранить серьезное выражение лица, но, заметив на пижаме большое коричневое пятно от мороженого, я не выдержала и расхохоталась. Я была в убийственном состоянии, черт возьми, а он острил. Король комедии, который оставался привлекательным, даже заболей он ветряной оспой. Я втайне надеялась, что он поймет это, и мы проверим теорию на практике. Шон намазал мне спину каламиновым лосьоном и приготовил чай. Мы вместе посмотрели фильм, и, когда мне понадобилось сходить в туалет, он помог мне снять рукавицы. В десять он отправил меня в кровать, убедившись, что мои лекарства рядком стоят на тумбочке.
— Почему ты до сих пор один? — высказала я вслух мысль, когда он взбивал мою подушку. — Из тебя бы вышел отличный муж. — Я свернулась калачиком.
Впервые за все время нашего знакомства он покраснел. Я тут же поняла его неловкость, которая ощущалась так же остро, как и признак того, что в лифте кто — то сходил в туалет. Я притворилась, что сплю, не понимая истинной причины такой смены настроения. Шон вышел из комнаты.
— Спокойной ночи, — бросил он.
Я прикрыла глаза и почувствовала, что перед тем, как закрыть дверь, он несколько секунд внимательно смотрел на меня.
«Что с ним?»
Шон остался у меня ночевать и утром приготовил завтрак. Я зашла в кухню, когда он собирал поднос. Мое внезапное появление расстроило его.
— Я собирался принести тебе завтрак в постель, — сказал он.
Я улыбнулась.
— Мне немного лучше.
Я поблагодарила его за то, что он пришел. Он приказал мне сесть и протянул чай и гренки.
— Джона нет уже год, четыре месяца и два дня, — сказала я ни с того ни с сего.
Шон повернулся ко мне.
— Да уж, — пробормотал он.
— Да. Раньше я могла сказать это без подготовки, но последнее время мне приходится напрягать голову, — призналась я.
Он продолжал молчать.
— Ты думаешь, он видит нас?
— Что? — отозвался он.
Я повторила вопрос. Шон ответил, что сомневается в этом.
— Почему? Неужели ты думаешь, что он не видит нас? — не отставала я.
— Эм, я не буду задумываться над этим. Мне просто хочется верить, что где — то ему лучше, чем здесь.
Его голос звучал грустно, и я размышляла о причине этой грусти. Может, я задала глупый вопрос. Просто я устала. Я не хотела расстроить его.
— Прости. Ты прав. Наверное, ему лучше, чем нам. Стал бы он ошиваться здесь, — сказала я, пытаясь придать голосу жизнерадостности.
Шон снова занялся гренкам.
— Однажды ты отпустишь его, Эмма. Надеюсь, это произойдет как можно раньше, а не позже, — сказал он, выпрямляясь на стуле.
Я теребила гренок.
— Я тоже, — ответила я.
Вскоре он ушел. Его настроение изменилось, и я даже обрадовалась, что он ушел, потому что я почувствовала себя глупо. Конечно же, он не хотел слышать о Джоне, как только проснется. Это его угнетало. Шон скучал по другу, поэтому и вел себя странно. Он продолжал жить и хотел, чтобы я последовала его примеру. Все сходится.
«Если не считать, что не сходится ничего».
Через десять дней я чувствовала себя значительно лучше и решила проведать Джона. Я уже давно не заходила к нему. Пришла пора проверить куст и привести его в порядок. Стоял ясный весенний день, деревья распустились, воздух был неподвижен. Я аккуратно шагала, стараясь не наступить ни на чью могилу. Я держалась тропинки, ведущей к небольшому кусту, который я посадила много месяцев тому назад. Он цвел. Три красные розы и два бутона гордо росли у нового надгробия с именем Джона:
