— Любая пристойная еда кажется вам, варварам, слишком острой, — заметил Рафик. — Акорна, что ты делаешь?.
Девочка возилась со своими вуалями, пока они не образовали спутанный клубок.
— Подожди-ка, милая, дай, я поправлю, — предложил Гилл. — Рафик, а что, есть причины, по которым ей по-прежнему стоит скрывать лицо за ужином? Что-то мне не кажется, что Хафиз увидит нечто такое, чего еще не успел увидеть раньше.
— Да, только тогда он может спросить, почему я не позволяю и второй своей жене открыть лицо, — утомленно ответил Рафик. — Полагаю, тогда мне пришлось бы объяснять, что она так уродлива, что самый ее вид может испортить удовольствие от трапезы…
Калум пнул его под столом.
— Вот странность… — проговорил Гилл, ощупывая лоб Акорны.
— Что? Ты думаешь, у нее жар?
— Ее кожа достаточно прохладна. Но вы посмотрите на ее рог!
По всей длине рога образовывались большие капли прозрачной жидкости, которые Акорна безуспешно пыталась стереть краем вуали.
— Выпей холодного сока, милая, ты сразу почувствуешь себя лучше, — предложил Гилл, подавая ей кружку.
Мгновение Акорна растерянно смотрела на него, потом взяла у Гилла кружку и, вместо того, чтобы поднести его ко рту, опустила в него свой рог.
— Что ты делаешь?..
— Так же она поступала и с грязной водой в ванной. Акорна, дорогая моя, ты думаешь, что этот сок грязный? Но он в порядке, то, что в нем плавает — это только сок мадигади!
— Не грязный, — твердо ответила Акорна.
— Ну что ж, хорошо…
—
Трое мужчин переглянулись.
— Он так демонстративно налил всем из одного кувшина… — проговорил Гилл.
— С чего бы ему хотеть отравить нас? Он думает… я хочу сказать, — поправился Калум, тщательно подбирая слова: а вдруг кто-нибудь их подслушивает? — мы согласились пойти навстречу всем его желаниям.
— О, это всего-навсего глупые детские фантазии, — беспечно ответил Рафик, однако, поднявшись, протянул Акорне две кружки — свой и Калума. — Не о чем волноваться. Давайте продолжим трапезу!
При этих словах он слегка покачал головой, давая понять, что его не следует понимать буквально.
Когда Акорна склонилась к кружке Рафика, на ее роге снова проступили капли испарины. Она погрузила его в сок и удовлетворенно улыбнулась.
— О… минутку, — остановил ее Рафик, когда девочка намеревалась сделать то же с кружкой Калума. Поставив кружку на место, он предложил девочке на проверку другой — тот, из которого пил сам Хафиз. Никакой реакции рога это не вызвало.
— Как он это сделал? — беззвучно спросил Гилл.
— Должно быть, зелье было не в кувшине, а в кружках, — еле слышным шепотом ответил Рафик. Он быстро поменял местами кружки Калума и Хафиза, затем сел и положил себе риса с пилавом. — Давайте же, жены мои, — жизнерадостно и добродушно проговорил он в полный голос, — праздновать и радоваться!
На тарелку Акорны он положил целую гору фруктов и зелени; как раз в этот момент в зале снова появился Хафиз.
— Похоже, новости с юга вовсе не так плохи, дядюшка?
Губы Хафиза искривились в неприятной гримасе:
— Могло быть и хуже, — ответил он. — А могло быть и лучше. Юката Батсу вернул мне всего остального Тафу. Живого, — прибавил он почти безразлично. — Амина не может решить, радоваться ли ей возвращению ее воспитанника или горевать о потере его ушей.
— Примите поздравления со счастливым возвращением вашего сына, — сказал Гилл. — И мне… хм… очень жаль, что так получилось с его ушами.
Хафиз пожал плечами:
— Мой хирург их заменит. Не слишком большая потеря: все равно его уши уж слишком оттопыривались. А что до самого Тафы… — Хафиз вздохнул. — Ни одному хирургу не исправить то, что должно находиться
— Действительно, — последовав примеру своего дядюшки, заметил Рафик, — у этого сока какое-то тонкое, незнакомое мне послевкусие.
— Почти горькое, — заметил Гилл. — Хотя и приятное, — прибавил он, поспешно отпив большой глоток, прежде чем Хафиз успел удивиться его словам или что-то заподозрить.
Поскольку никто из них не знал, какое именно зелье Хафиз подсыпал в их кружки, и как быстро оно должно начать действовать, они пристально следили за Хафизом, ища подсказки. Минут через пятнадцать Хафиз почти перестал есть, словно забыл о еде на своей тарелке. Его речь стала бессвязной, он начал забывать, о чем говорил, и стал повторяться.
— Слышали когда-нибудь насчет двух лошадей, Суфи-дервиша и джина? — он пустился рассказывать длинную запутанную историю, которая, как подозревал Гилл, была бы очень интересной, если бы Хафиз то и дело не терял нить рассказа.
Рафик и Гилл также перестали есть; они сидели, опираясь на стол, и смеялись так же громко, как и сам хозяин. Калум прислонился к стене, более всего напоминая бесформенный сверток белой ткани, и принялся похрапывать. Акорна переводила взгляд с одного мужчины на другого, ее зрачки сжались в узкие черточки, но тут Гилл крепко сжал руку девочки, стремясь успокоить ее.
— Не тревожься, милая, — прошептал он, когда Хафиз разразился новым приступом хохота, — это только игра.
Наконец, Хафиз прервал рассказ на середине и бессильно ткнулся лицом в свою тарелку с рисом. Остальные трое мужчин зорко следили за ним, пока мерное похрапывание не убедило их в том, что хозяин уснул.
— Хорошо, а теперь давайте выбираться отсюда, — прошептал Гилл, поднимаясь и подхватывая Акорну на плечо. Калум поднялся следом, а Рафик на мгновение наклонился над спящим дядей, роясь в его запачканных шелковых одеждах.
— Давай же, Рафик!
Наконец, он тоже выпрямился и продемонстрировал остальным голографическую карту с изображенными на ней сложно переплетенными трехмерными узлами.
— Ключ к скиммеру дядюшки и его пропуск в порт, — радостно объявил он. — Или вы намеревались идти в порт
Глава 5
— Эй, Смирнов, — окликнул Эд Минкус своего коллегу по службе безопасности Кездета.
— Что? — без интереса отозвался Дес Смирнов: сейчас он проводил обычную проверку идентификаций, стараясь работать как можно быстрее, а потому постоянно следил за экраном — на тот случай, если вдруг в последней информации о прибытии мелькнет что-нибудь интересное.
— Я тут нашел, вроде как, одного о-очень старого нашего приятеля…
— Кого? — Смирнов по-прежнему не отрывался от экрана.