сдвигов геологических слоев. С точки зрения логики, в глубине должны быть те же самые металлы и в той же концентрации, что и на поверхности… просто до них труднее добраться.
— С точки зрения логики, — возразил Гилл, — если посмотреть на пробы, все обстоит совершенно по- другому. Может быть, существуют некоторые вещи, которые еще не известны космическим исследователям. Но я дорого дал бы за то, чтобы понять, как ты об этом узнала, Акорна акушла. Думаю, нам лучше научить ее распознавать и другие металлы, джентльмены, чтобы она в дальнейшем могла сообщать нам об их наличии. А что до зависимости… — Гилл фыркнул. — Как только ты сделал ей ее собственную клавиатуру, Рафик, она стала вполне независимой; неужели вы двое этого не заметили?
— Некоторые рождаются хакерами, а некоторые — нет, — заметил Рафик.
— Что ж, попытка — не пытка, разве нет? — пожал плечами Гилл; однако было видно, что он гордится Акорной не меньше, чем его товарищи. — Похоже, из нас получаются не такие уж плохие родители, а, ребята?
— Насколько взрослой она родилась? — спросил Калум почти умоляющим тоном. — Она ведь живет на борту корабля только…
Ему пришлось просмотреть компьютерные логи, чтобы выяснить, когда они нашли девочку.
— Ого! Двенадцать месяцев и пятнадцать дней назад!
— Целый год? — ошеломленно проговорил Рафик.
— Год! — воскликнул Гилл. — Черт, мы забыли про ее день рождения!
Остальные двое, оскорбленно поджав губы, одновременно указали ему на банку с надписью “Достойные слова”, которая не пополнялась уже некоторое время.
Глава 2
— Чисто внешние изменения, — заявил Гилл, когда старая База КРИ оказалась в пределах видимости “Кхедайва”. — Надеюсь, Рафик, ты не станешь говорить, что выиграл пари, только на основе мелких косметических изменений?
— Я был бы просто счастлив, — ответил Рафик, — и вовсе его не выигрывать.
До них больше не доходило никаких известий и объявлений о реорганизации; однако эмблема КРИ, ранее украшавшая створки обоих шлюзовых ворот, была заменена другим, более крупным и броским знаком КОП — “Концерна Объединенных Производителей”. Вместо обычного жизнерадостного приветствия Джонни Грина они услышали сухой механический голос, отказавшийся назваться, зато долго сетовавший на то, что они не заполнили “форму протокола КОП” (что это за протокол, для команды “Кхедайва” осталось тайной).
Сам по себе док не особенно изменился; однако, едва команда “Кхедайва” вместе с Акорной миновала двойные двери шлюзового отсека, их тут же встретил обладатель механического голоса, который все еще никак не мог успокоиться по поводу незаполненного протокола.
— Послушайте-ка, приятель, — заговорил Гилл, — как вам и говорил пилот, — тут он кивнул в сторону Калума, — мы — команда “Кхедайва” и работаем по контракту с КРИ; никакой информации по новым правилам захода в док и заполнения протоколов мы не получали. И если уж вам, ребята, так приспичило, чтобы мы соблюдали новые процедуры, надо было заранее выслать нам правила: что ж вы этого не сделали?
— Это нарушение установления о невозможности рассылки протоколов компании, не предназначенных для всеобщего доступа, по незащищенным каналам связи.
— У древних американцев было присловие на этот счет, — еле заметно улыбнулся Рафик. — Что-то насчет “поправки двадцать два”.
— А где Джонни Грин?
— Сочтен излишним.
—
Голос Гилла звучал все громче, эхом отдаваясь в гулких коридорах. К нему уже спешила молодая женщина в бледно-голубом комбинезоне: ее светлые волосы были зачесаны назад и забраны в пучок на затылке.
— Эва Глатт, — представилась она, протягивая маленькую руку для рукопожатия. — ТТиА — я имею в виду, отдел Тестирования, Терапии и Адаптации. Слияние КРИ и “Объединенных Производителей” повлекло за собой некоторое количество организационных изменений, имеющих целью оптимизацию работы. Мистер… Гилоглы, не так ли? Я пришла для того, чтобы взять под опеку ребенка.
— Она находится под
— О, я уверена, вы не захотите, чтобы она обременяла вас, пока вы будете заполнять формы протоколов прибытия и перерегистрировать “Кхедайв” как корабль “Объединенных Производителей. Я все подготовила, несмотря на то, что вы дали нам на это не слишком много времени.
Рафик и Калум убедили Гилла в том, что правильнее будет сообщить Базе о той загадке, которую они везли с собой из последней экспедиции, однако они сделали это только на обратном пути от “Дельфиниума” — на всякий случай: вдруг кому-нибудь на Базе пришло бы в голову немедленно отозвать их с места работ.
— Доктор Форелль лично хочет осмотреть капсулу, в которой была обнаружена девочка, а также изучить записи начальной стадии контакта, — продолжала Эва. — Пока вы будете регистрироваться, я отдам распоряжение о доставке материалов с борта корабля; согласны? А ты, бедное дитя, можешь пойти со мной, — она опустилась на колени и протянула Акорне руку; та спрятала руки за спину и отступила на шаг. Ее зрачки сжались, превратившись в две вертикальных черточки.
—
— Говори полными предложениями, Акорна акушла, — вздохнул Гилл.
— Ну же, дорогая, — жизнерадостно проговорила Эва, — тебе будет очень скучно, если ты останешься со своими милями дядюшками, пока они будут заполнять все эти утомительные бумаги. Разве тебе не хочется пойти в детский садик и поиграть в разные интересные игры?
Акорна посмотрела на Рафика. Он еле заметно кивнул; девочка немного расслабилась. Теперь она выглядела не такой настороженной.
— Пойду, — объявила она. —
— Вот видите, — поднимаясь, заметила Эва Глатт, — немного элементарной психологии — и вопрос решен. Я уверена, она окажется вполне понятливой и послушной.
— Эта девица, — проговорил Гилл, глядя вслед Эве, уводившей Акорну, — полная идиотка.
— Она что-то говорила о детском садике, — заметил Рафик. — Может быть, ради разнообразия Акорне понравится общение с другими детишками. А у меня есть предчувствие, что ближайший час действительно окажется неимоверно скучным…
Пока Гилл, Рафик и Калум с трудом продирались сквозь список вопросов (они, надо сказать, оказались самыми разнообразными, и включали, например, вопрос о девичьих фамилиях бабушек и предпочтениях в области базовых групп продуктов), доктор Альтон Форелль успел с дюжину раз прослушать запись первых слов Акорны.
— Еще раз! — резко бросил он, и его ассистент, Джудит Кендоро, послушно включила запись снова.
— Идиоты, — жизнерадостно заявил Форелль. — Почему они не могли записать все, что она говорила? Зачем нужно было вмешиваться и обучать ее Универсальному языку? Здесь совершенно недостаточно данных для анализа!
— Достаточно для того, чтобы понять, что это одинокий ребенок, зовущий кого-то, кто был ему дорог, — мягко проговорила Джудит. Ей подумалось, что, если она еще немного послушает этот плач и повторяющееся жалобное: “Авви, авви!” — то сама не сможет сдержать слез.
Форелль отключил запись.
— Вы антропоморфизируете ее, Джудит, — заметил он. — Можем ли мы пытаться перевести нечеловеческую речь, исходя только из ситуации и эмоций ребенка? Нам придется провести тщательный синтаксический и семантический анализ, прежде чем сможем сделать какие-либо обоснованные выводы.
— Но как мы собираемся это сделать, — поинтересовалась Джудит, — если она жила с этими людьми больше года, а за это время усвоила основы Универсального и совершенно забыла собственный язык?
