умоляюще на Брюньона. — Я прошу вас о невозможном, Фернан…
Уверенный в своей технике, тот выпятил грудь. Изумленный Франсуа видел, что тот сделал бы все, о чем попросила бы Доминик. Он даже спросил себя: «Не вертит ли она так же мною, чтобы добиться своего?» И потом, вспомнив о ее самозабвенных объятиях, выругал себя за подобное подозрение: «Нет, это только сейчас она играет роль». Брюньон взглянул на фото, протянутое молодой женщиной.
— Вы не могли бы максимально увеличить только чек?
Вместо ответа он повернулся к ней плохо выбритой щекой и голосом ярмарочного зазывалы проговорил:
— Еще один маленький поцелуй, и артист начнет свой номер.
Рошан отвел взгляд.
Окурки заполнили пепельницу. Франсуа, надувшись, смотрел в окно. Наконец фоторепортер, торжествуя, появился на пороге лаборатории.
— Я же сказал вам, что для Брюньона нет невозможного.
Он положил увеличенный снимок на стол и отступил назад, словно художник в ожидании похвал, предоставляющий ценителям судить о качестве своего творения. Журналисты снова склонились над фотографией. Все детали чека были отлично видны. Франсуа восхищенно присвистнул, прочитав указанную в нем черным по белому сумму.
— Вот это да!.. Двадцать пять миллионов долларов… эти господа не шутят.
Доминик, казалось, тоже находилась под впечатлением увиденного.
— Никогда бы не подумала, что такие суммы может притягивать простой кожаный мяч.
Фотограф усмехнулся, философски заметив:
— Найдутся люди, готовые за такие денежки убить отца с матерью. И после этого жалуются на грубую игру. Но при нынешней цене удара по воротам не надо удивляться, что некоторые ведут себя на поле, как бандиты. Тут правило такое: «Убирайся, а я займу твое место».
И, не довольствуясь сказанным по поводу оборотной стороны футбольной жизни, по крайней мере, в Вильгранде, он добавил, словно клоун:
— Вы не скажете спасибо маленькому Фернану?
Его всегдашний напарник, раздосадованный этими ужимками, проворчал:
— Тебе не надоело дурачиться?
И остатки плохого настроения он обрушил на свою спутницу.
— Согласен, нам остается лишь опубликовать эту цифру, а фото не позволит им что-либо опровергнуть. Но ничто не доказывает, что Карло Авола замыслил какой-то подвох, который уже стоил жизни двоим… — Он прочел название фирмы, выдавшей чек: — Люксембургская генеральная инвестиционная компания… Все вполне официально. Эти деньги появились не из шляпы!
Доминик не дала себя поколебать.
— Именно это мы и выясним. Ведь нам известен номер счета.
Спортивный репортер снова почувствовал себя бесконечно далеким от той журналистки, в которую окунулся теперь.
— Если бы мы были своими людьми в банке… Но даже если ты выкинешь с директором «Чейз Манхэттен Бэнк» в Нью-Йорке такой же номер, как с нашим великим лопухом Брюньоном, я сомневаюсь, что он предоставит тебе конфиденциальную информацию.
Засовывая фотографию в карман куртки, Доминик бросила решительно:
— Ты идешь?.. Когда нельзя обратиться к Господу Богу, остается только попросить Давида.
Заброшенный завод и полуразрушенный дом бывшего владельца, обросший колючим кустарником, казался в сумерках кадром из фантастического фильма. Франсуа не очень бы удивился, если бы дверь открыл какой-нибудь робот-слуга. Лишь бы это не оказался двойник чудовища Франкенштейна.
Но у Давида, встретившего их, не было даже заостренных клыков.
— Так что? Вам еще нужен маленький талмудист из мира микропроцессоров?
Он по-братски поцеловал Доминик, увлекая ее, обняв за талию, в дом. Франсуа утешился тем, что нашел нечто суетливое в этом парне, способном взламывать самую изощренную кодовую защиту компьютеров. Он увидел в нем достойного преемника толкователей каббалы, искавших конечное в бесконечном, восходя к самым истокам мироздания. Разве не этой цели служили в каком-то смысле горящие экраны его компьютеров? Словно обращаясь к священным древнееврейским текстам, включая тору, их хозяин (выставлявший себя ревностным слугой электронных мозгов) запросил компьютерную память, заложив в нее номер счета Люксембургской инвестиционной компании в «Чейз Манхэттен Бэнк», оказавшийся, таким образом, объектом теологического исследования.
Ловкие пальцы забегали но клавишам. Его не обескураживали отказы допуска в святая святых из-за незнания паролей. Он стал высвечивать на экране ключевые термины специального словаря (составленного наверняка для узкого круга взломщиков электронных крепостей), бормоча, что западному миру печальным образом не хватает воображения: банкиры и поэты используют обычно один и тот же набор слов, чтобы обозначить самое для них сокровенное.
Франсуа с любопытством следил за этими лихорадочными поисками, желая, чтобы они увенчались успехом, и в то же время опасаясь, что будет вынужден аплодировать этому странному типу, которого продолжал считать потенциальным соперником в сердечных делах. Несмотря на его молчаливый скептицизм, сеанс электронной магии закончился удачно.
На стеклянном экране вдруг засветилась, слабо мерцая надписями, схема организации фирмы. Доминик воскликнула:
— Эврика!
Рошан успокоил себя тем, что это проникновение в банковские секреты позволит ему продолжать расследование вместе с той, которая стала ему теперь так дорога. Доминик заметила:
— Это похоже на русские матрешки.
Действительно, Люксембургская генеральная инвестиционная компания оказалась лишь конечным пунктом в длинном ряду других коммерческих фирм с названиями одно пышнее другого. Их штаб-квартиры были рассыпаны по большинству районов мира, слывущих налоговым раем: Сейшельские острова, Багамские острова, Монако, остров Ангилья. Эта финансовая пирамида утыкалась вершиной в сицилийское кредитное заведение: «Банко де Сиракуз».
Возбужденный Давид снова стал переходить от одного компьютера к другому, стремясь выявить последние перемещения активов.
Удача опять улыбнулась им.
Многочисленные фирмы — щупальца этого многонационального спрута — держали свои счета в одном и том же нью-йоркском отделении «Чейз Манхэттен Бэнк», уверенные в его лояльности, которую гарантировала значительная сумма вкладов (их массовое снятие означало бы катастрофу для этого отделения). Именно на это отделение был выписан чек, продемонстрированный Карло Аволой.
Оставалось теперь вникнуть в смысл всех этих колонок, где были записаны суммы в лирах, долларах или фунтах стерлингов. Франсуа лишний раз восхитился эффективностью действий своей спутницы, которая, усевшись, в свою очередь, за один из компьютеров, стала жонглировать датами и обозначенными денежными суммами, чтобы разобраться в механизме их переводов. Можно было подумать, что она была помощником биржевого маклера на Уолл-стрит. Давид не преминул это отметить.
— Скажи, есть что-то, чего ты не умеешь? Это бы меня весьма утешило.
Но ничто, включая юмор, не могло отвлечь Доминик от ее кропотливого труда. Она только попросила кофе.
— Чтобы продержаться до конца.
Франсуа, ничего не делавший, ибо ничего не смыслил в математике, вызвался помочь и вскоре вернулся из кухни с крепким до горечи «мокко». Прошло уже несколько часов, с тех пор как они начали эту работу. Ночь пролетела так быстро, что они не заметили. То записывая что-то на экране, то стирая, Доминик пила чашку за чашкой и курила сигареты одну за другой. Дым плавал по комнате, создавая вокруг лампы призрачный ореол, словно в фантастическом фильме, где подмигивающие компьютеры были бы
