только их. Он живет в своей библиотеке.
– Но где же он… – Равенна едва не выпалила «спал», однако такой вопрос был для нее уж совсем неприличен. – Где же он провел все это время?
– Ему нужно приглядывать за всем графством Лир, вот Сам и занят этим делом. У него нет времени для гостей. Вот потому-то он такой одинокий. – Кэти вдруг заторопилась уйти и сказала: – А пока отдыхай, мисс. Сегодня перед сном я принесу тебе тодди[47].
– Спасибо, Кэти, – ответила Равенна, уносясь мыслями куда-то далеко.
Кэти попыталась скрыть загадочную улыбку.
– Со всем удовольствием, мисс. Только, знаешь, Питер Магайр был изрядным сплетником. Да благословит тебя Господь, мисс. Да благословит они нашу Ирландию.
С этими словами Кэти исчезла в коридоре.
Испуганная Равенна поглядела в сторону гардеробной. Она поднялась из кресла, чтобы позвать Кэти назад, чтобы задать ей новые вопросы, возникшие в ее голове, однако, когда девушка дошла до двери, горничной уже не было в коридоре.
Кто же может дать ей ответ? Сам Тревельян. Как сказала Кэти, граф сейчас находился в библиотеке. Равенна сомневалась в том, что утром удастся увидеть его.
Она подошла к зеркалу, висевшему над бюро. Прическа вполне презентабельна, даже роскошна; бледные щеки, большие глаза… Равенна потерла щеки, чтобы они чуть зарумянились, поправила платье и отправилась разыскивать библиотеку.
Найти одну комнату среди двухсот – дело нелегкое. Равенне потребовалось больше четверти часа даже на то, чтобы отыскать путь в другую часть замка, но оказавшись там, она без особого труда определила, какая из комнат является библиотекой. Лишь в одной комнате за причудливыми резными и позолоченными дверями нового крыла горел свет. Если только это не припозднившийся Гривс полирует столовое серебро, значит, комната занята хозяином замка.
Положив ладонь на позолоченную дверную ручку, Равенна внезапно запаниковала. Возможно, Тревельян не будет рад ее появлению. Более того, он может счесть подобное вторжение в его личную жизнь достойным всяческого осуждения. Равенна припала ухом к двери. За ней не было слышно ни звука. Человек, сидевший при свечах, находился в одиночестве.
Равенна медленно приоткрыла дверь.
Тревельян сидел в кресле лицом к очагу, над которым висел портрет женщины, судя по сходству с ним, его матери.
– Милорд, – проговорила Равенна негромко.
Он повернул голову. Если появление гостьи удивило или обрадовало Ниалла, лицо его не выдало этих чувств. Напротив, оно словно ожесточилось, сделалось непроницаемым.
– Что ты делаешь здесь? – спросил Тревельян.
Равенна вспыхнула.
– Я… я пришла попрощаться с вами. Я уйду на рассвете.
Она встретила его взгляд, но не стала входить в комнату: зачем входить в логово дракона.
– Ты по-прежнему выглядишь нездоровой, нет нужды торопиться. – Поднявшись из кресла, он подошел к ней и, взяв за руку, подвел к креслу, стоявшему напротив него. Большое, старомодное, с подголовником, оставшееся от предыдущего века, оно словно приняло Равенну в свои объятия.
– Я… я не хотела беспокоить вас, – проговорила Равенна.
– Так почему же ты сделала это?
На этот вопрос невозможно было ответить. Она сама не знала, зачем разыскивать графа. Конечно, она охотно поболтала бы с кем-нибудь перед сном, но разве может оказаться приятным разговор с лордом Тревельяном.
Она сжимала и разжимала внезапно вспотевшие руки.
– Я же сказала вам. Я пришла, чтобы проститься…
– Нет.
Такой ответ не предоставлял никакой опоры, и Равенна неторопливо добавила:
– И чтобы поблагодарить вас за книгу.
– Понимаю.
Он глядел на нее из кресла такой далекий и такой близкий… Их разделяла буквально протянутая рука. Равенна видела глаза графа – зеленые камни, омытые глубокими водами.
Равенна встретила их взгляд – жуткий, неодобрительный – со всей отвагой, на которую была способна. Граф всегда с неприязнью относился к ней, и с каждой ее попыткой добиться уважения неприязнь эта лишь усугублялась, теперь Равенна все острее это ощущала.
– Что во мне плохого? Что заставляет вас глядеть на меня подобным образом? – прошептала она.
– В тебе нет ничего плохого. Ты прекрасна. Настолько прекрасна, что… – взгляд его, оторвавшись от лица Равенны, скользнул вниз. На ней было то же синее платье, что и на похоронах Питера Магайра. В такой одежде не завоевывают поклонников, но граф и не замечал, во что она была одета. Он смотрел в самую глубину и не видел того, что оставалось на поверхности. – …так прекрасна, что мне хотелось бы…
Их взгляды встретились, и Равенна дрогнула перед тем, что говорили ей его глаза. И еще перед волнением, которое они вселяли в нее.
– Будешь ли ты моей любовницей, Равенна? – произнес он вслух то, что уже было высказано взглядом.
Глубоко вздохнув, Равенна уставилась на графа. Все сделалось теперь настолько простым. В этом месте девушке полагалось отказать негодяю и вылететь из комнаты в праведном негодовании. Вне сомнения, Кэтлин Куинн сейчас выскочила бы из кресла и, ударив Тревельяна по лицу, подослала бы брата в замок – прирезать мерзавца.
Однако Равенна подобной возможности не имела. Она всегда помнила, что является бедной сиротой, и к тому же ирландкой. Образование не могло возвысить ее. Оно только мучило Равенну, лишь усиливая в ней неудовлетворение выпавшим ей жребием. Не имея ни семьи, ни друзей, способных защитить ее, она не могла привлечь Тревельяна к ответственности за такое предложение, как не могла и избавить Малахию от веревки, если он наконец попадется.
Молча поднявшись, она направилась к двери.
– Ты не ответила мне, – прозвучал голос за ее спиной.
Равенна повернулась к графу, задетая не только оскорбительным предложением, но и тем, что она – оказывается – едва ли не хотела принять его; если бы не обостренное чувство самосохранения, инстинкт, порожденный и воспитанный ее низменным происхождением, увы, она, возможно, и согласилась бы.
– Нет. Я отвечаю – нет. – Равенна поглядела ему в глаза.
Граф не поднялся из кресла, странное разочарование угадывалось на его лице. Голос его сделался спокойным, едва ли не зловещим.
– Равенна, я не делаю тебе предложения. Я задаю вопрос. Должна ли ты стать моей любовницей?
– Что заставляет вас задавать такой вопрос?
В глазах Ниалла мелькнул огонек.
– Мне объяснили, что у меня нет выхода. Столько лет мне твердили, что моя судьба предопределена. – Граф кивнул на портрет красавицы, висящий над камином. – Она была во многом похожа на тебя, Равенна. Мать моя была из простых, бедной ирландкой, но любовью своей она привязала к себе моего отца на всю жизнь. Они обошлись без гейса. Они поженились, и оттого, как говорят, в Лире царит покой. Тревельяны обязаны жениться на простолюдинках, и чтобы не вышло иначе, на них еще наложили гейс. – Встав, он подошел к ней, пронзительным взором заглядывая в самую душу. – Словом, меня терзает этот вопрос, он уже доводит меня до безумия: станешь ли ты моей любовницей, Равенна? Ну, а если нет, как мне завоевать тебя? Хватит ли мне денег, чтобы скрыть ими свой возраст? Хватит ли очарования, чтобы соблазнить тебя после того, как потерпел фиаско Чешэм?
– Вы любите меня? Это ваш единственный шанс, другого не будет ни у одного мужчины. – Она высоко подняла голову, гордостью, словно крепостной стеной, защищая хрупкие чувства.
Покачав головой, он поглядел на нее словно на глупого младенца.
– Люблю ли я тебя? Какая глупость. Дело вовсе не в том. Это ты должна полюбить меня. Этот гейс, это
