даже высокую мрачную башню, что стояла слева от меня, со стороны лугов и обрамляющего их мрачного леса. В садах не горели светильники. Я попыталась приглядеться к пейзажу и внезапно увидела странную тень, которая промелькнула по ландшафту. На небе было несколько облачков, верно, но они двигались медленно, не таким беспокойным, едва уловимым движением, как эта тень; луна светила, не двигаясь. Я моргнула и потерла глаза: воображение сыграло со мной дурную шутку. Мне в голову пришла мысль: «Весь этот замок словно одна дурная шутка – несмотря на радушие еды, которая подается сама, горячей воды, которая сама льется, или свечей, которые загораются и тушатся сами собой. Даже дружелюбный ветерок (он один, кроме Чудовища, давал ощущение чего-то живого рядом) покинул меня».
«Не бойся», – говорило Чудовище.
Настала полная тишина: даже пепел в камине падал беззвучно. Я постучала пальцем по стеклу, только чтобы пошуметь.
– Так не пойдет, – вырвалось у меня.
«Не бойся, не бойся, не бойся, не бойся. Поверь мне, здесь – в замке и везде на моих землях – ты в безопасности» – зимним ветром свистело у меня в мыслях.
«Великодушный, – подумала я. – Пойду, проведаю его. Поглажу по теплой морде, пусть положит свою тяжелую голову мне на плечо – так будет спокойнее». Будучи ребенком, я иногда спала в конюшне вместе с каретными лошадьми; стойла и их обитатели все еще успокаивали меня в минуты волнений.
Я соскользнула с подоконника и прошла к двери, но та не открылась. Удивленная, я положила на нее руку – ответа не было. Я повертела ручку обеими руками и потянула изо всех сил, но та словно была частью стены. Не было ни звука от замка или задвижки. С усиливающейся паникой, мысли хаотично завертелись у меня в голове: дверь крепкая, ее невозможно открыть, она никогда не откроется. Я закричала.
– Нет! Выпусти меня, пожалуйста, выпусти!
Я замолотила кулаками по безмолвным панелям, пока кожа не лопнула и не потекла кровь. Наконец, опустившись на колени, я заплакала и спрятала ноющие руки подмышками. Всхлипывая, я оперлась лбом о неподдающуюся дверь, пока окончательная усталость не взяла верх.
Спотыкаясь, я направилась обратно к кровати. В полусне мне показалось, что вернулся ветерок и чем-то прохладным натер мои руки, так, что боль ускользнула, словно вор от погони. Нежное посвистывание и вздохи ветерка превратились в слова, но я почти уснула и не поняла большей части того, что говорилось, решив, что все это лишь игра воображения.
Послышалось два голоса.
– Бедняжка, бедняжка. Мне так ее жаль. Если бы только был способ хоть как-то ей помочь, – произнес первый.
– Его нет, дорогая. Ты это знаешь. Мы и так делаем все, что можем, но она сама должна найти свой путь. - произнес второй.
– Я понимаю. Но это, кажется, так трудно.
– Так не только кажется, так оно и есть на самом деле, но не печалься. Она хорошая девушка и он уже любит ее. Со временем все будет хорошо …
Глава 2
Когда я проснулась, солнце уже стояло высоко в небе, на темно-красном ковре сияли яркие пятна света, окрашивая янтарный рисунок на нем в ярко-желтый цвет. В момент пробуждения я уже поняла, что было довольно поздно, но прежде чем открыть глаза, подумала: «Как же я смогла так проспать? Теперь не успею переделать всю работу. Почему меня не разбудили?». А потом вспомнила и открыла глаза, почувствовав, что лежу на знакомых мягких простынях. И тогда я осознала, что меня разбудило: сладкий, манящий запах горячего шоколада и гренок с маслом. Я присела, выпрямившись. Завтрак был подан на столе у камина, в котором вновь зажгли огонь. Я радостно спрыгнула с кровати. Каждое утро в Городе моя служанка приносила мне гренки и шоколад: как они узнали?
Как только я опустила ноги на пол, опершись руками на матрас, то сразу же почувствовала острую боль. Мне припомнилась прошлая ночь и я застыла, разглядывая руки. Их обернули марлевой повязкой, пока я спала: возможно, это имело отношение к той странной беседе, которую я услышала, прежде чем окончательно уснула. Я замерла, пытаясь вспомнить все детали, но скоро сдалась, посчитав горячий шоколад более интересным. В золотой миске лежали апельсины и яблоки, рядом был небольшой нож с ручкой из слоновой кости – для того, чтобы очищать кожуру.
Когда я закончила, появился мой невидимый слуга, свернул посуду в льняную скатерть и заставил все исчезнуть прямо в воздухе. После некоторых споров с ветерком, я остановилась на сером домашнем платье с серебряными пуговицами и на изящных черных ботиночках с плетеными шнурками. Я опасалась смотреть на дверь, но когда, наконец, с трудом подошла к ней, она без промедления открылась. Я выбежала, словно дверь могла передумать; ветерок облетел меня разок и скрылся.
Замок выглядел совершенно по-другому, когда яркий свет сиял сквозь его высокие окна; угрюмое великолепие, которое я видела прошлой ночью при свечах (и в свете ламп), днем превратилось в роскошное и радующее глаз величие, отчего еще сложнее стало поверить в Чудовище: он казался существом из кошмаров и не подходил этому красивому дворцу. С таким настроением я не решилась думать о том, зачем вообще оказалась здесь, и продолжала восхищаться всем, что меня окружало, без всяких раздумий. Я обнаружила лестницу, ведущую вниз, и вскоре оказалась в большом зале передней части замка, из которого можно было пройти в столовую или выйти через огромную переднюю дверь.
Великодушный обрадовался мне. Он положил голову на дверь стойла и громко заржал, услышав мои шаги.
– Я не виню тебя – мне тоже было одиноко, – сказала я. – Давай вместе немного осмотримся.
Я прикрепила уздечку, которую нашла, как только она мне понадобилась, к сбруе и вывела его на солнце. Конь тряс гривой и играл копытами, выражая удовлетворение; мы прогулялись по прекрасным садам, любуясь растениями и статуями. Помимо остальных сотен видов цветов, везде распускались розы. Но нигде я не увидела беседки из роз, о которой рассказывал Отец. Великодушный фыркал на цветы и, как приличный породистый конь, ел только траву, много травы. Вскоре мы обнаружили клевер и остановились рядом ненадолго, чтобы животное могло пожевать его вдоволь.
– Скоро ты станешь круглым, как племенная кобылка, – пожурила его я. – Мы с тобой хорошенько поскачем, но только после моего обеда.
Вернув его в стойло, я прошла обратно в замок, но когда дверь столовой начала открываться, я выкрикнула:
– Я бы лучше поела в своей комнате, если вы не против!
Дверь остановилась, потом неохотно закрылась. Я обнаружила отличный обед в «Комнате Красавицы».
– Единственное, что тревожит меня здесь – это тишина, – говорила я своей чашке. – Даже огонь горит тихо, и хотя я не могу пожаловаться на обслуживание, – я подумала, слышал ли меня кто-нибудь в этот момент. – Мне так хочется немного побренчать столовыми приборами или еще чем-нибудь. От этого дом, и даже замок, покажется обжитым.
Я подняла чашку и прошла к окну.
– Никогда не любила домашних животных: от обезьянок одни неприятности, собаки линяют и от этого я чихаю, а кошки вечно царапаются, однако птицы... Было приятно, если бы Орфей сейчас спел мне что- нибудь.
Я нашла щеколду и дернула стеклянную панель, которая, конечно, бесшумно отворилась.
– Здесь даже птиц нет, – продолжала я, высунувшись в окно. – Я понимаю, что все живое, что ходит по земле, не хотело бы попадаться ему на пути, но ведь небо он не может подчинить себе.
За окном был широкий выступ с вырезанной в нем неглубокой прямой бороздкой.
