Я вдруг поймал себя на том, что и сам бормочу какой-то чудовищный текст, в котором слова воскресной молитвы переплетались с «Пьяным кораблем» Рембо. В ситуациях, подобных этой, главное – занять голову чем-то отвлеченным, и нет разницы, что это: молитва ли, текст ли присяги или же таблица логарифмов…
Брюс, вызывая мертвых, читал Баркова. Помогало.
Прошли, подпрыгивая, как на пружинках, два мертвеца явно европейского происхождения: в военного образца френчах и пробковых шлемах, но босые и без штанов. Плоть с них опадала на ходу. Следом двигались десятка полтора негров-банту, мужчин, женщин и детишек, все очень свеженькие, неразложившиеся – явно сегодняшние. Вел их человек в глиняной маске, тоже негр, но нездешний, светлокожий и, кажется, совершенно живой. Во всяком случае, движения его были вполне естественные.
Коломиец на полуслове прервал рассказ о горестной судьбе Катерины, сказал: «Непорядок», – схватил штуцер и выстрелил не целясь. Восьмой калибр с такого расстояния останавливает бегущего слона. Маска вместе с головой просто исчезли. Светлый негр взмахнул руками, покатился – но его подняли, поддержали, и через секунду он шагал вместе со всеми той же подпрыгивающей походкой…
Мы по-прежнему оставались невидимы для всех.
Происшествие с колдуном в маске на время отвлекло меня, и я не увидел, как на границе нашего белого круга начали скапливаться и сплетаться змеи, мертвые и живые, всех видов и размеров. Их становилось все больше. Переползти через веревку они не смели, но местами, как мне показалось, просто оттеснили ее к центру.
– Зараз прыйдэ Вий, – сказал Коломиец тоненьким детским голоском.
– Спокийно, товарышу шпиенэ, – сказал я. – Ще панночка нэ вмэрла.
Невдалеке от нас прошествовал слон без хобота и бивней, и на этом парад-алле завершился.
– Ты чего, дурак, стрелял? – спросил я не оборачиваясь.
– Я? Стрелял? – удивился Коломиец. – В кого?
– Хотел бы я это знать, – пробормотал я, а сам подумал: не хотел бы. Ибо то, чему я повторно оказывался свидетелем и что в «Некрономиконе» именовалось арабским словом «аль-джах», считалось искусством давно утраченным и запретным даже для адептов некромантии.
Но вот проползли и змеи. Ненадолго стало почти тихо.
Странный свет почти погас. Лишь под двумя деревьями будто бы тлели угли.
– Степаныч, – жалостливо сказал Коломиец, – так ты не ответил: я з глузду з'йiхав чи нi?
– Нормальный, – сказал я.
– Но так же не бывает.
– Бывает, только редко.
– Не, не бывает, – уверенно сказал Коломиец. – Ну, вон: чего воно пухнет?
– Кто пухнет?
– Да дерево же!
И в этот момент одно из деревьев, что подсвечены были несуществующими углями, лопнуло с костяным хрястом, расселось от вершины до комля – и из щели стал осторожно выбираться кто-то.
Коломиец напрягся.
Это был паук. Сначала мне показалось, что он размером с лошадь.
За ним выбрался еще один и еще.
Каким-то чудом я успел поймать Коломийца за лодыжки. Он грохнулся плашмя и задергался. Я навалился сверху и крикнул: «Читай!» – для вящей доходчивости стукнув его ладонью по оттопыренному уху.
– Не слухала Катерина… – начал он, запнулся, забыл, проскочил через строфу и продолжил: – Пiшов москаль в Туреччину, Катрусю накрылы…
Мертвое негритянское семейство двинулось со стороны храма навстречу паукам.
Рядом с людьми пауки оказались чуть поменьше, чем померещилось: по грудь мужчине. Они в долю секунды запеленали женщину и малышей в паутину, вскинули на спины и понесли к дереву. Мужчина негнущейся рукой воздел копье и судорожными скачками последовал за ними. Один из пауков развернулся ему навстречу, поднял передние волосатые лапы и прыгнул. Несколько секунд мужчина изображал сопротивление, потом сдался. Паук поволок его за собой.
И тут лопнуло второе дерево.
В белом искристом блеске оттуда шагнул некто тонкий и стройный. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы воспринять увиденное.
Похож на человека, но не человек. Ноги с очень длинными ступнями, движется на носках, колени чуть согнуты. Гибкий сильный хвост. Небольшие руки вытянуты вперед, блестят кривые клинки. И – совершенно змеиная голова на удлиненной шее…
Когда он повернулся в профиль, я разглядел аккуратный костяной гребень от затылка до крестца.
Пауки попятились от него, но он неуловимо быстро настиг одного, короткий высверк – и паук осел бесформенной кучей. Два других, бросив ношу, попытались спастись бегством, но в этой погоне по кругу человек-змея оказался быстрее. Потом, покончив с пауками, он встал над людьми, подняв к небу руки с мечами.
