посвятившие себя этому… Что можно сказать о целях ордена «Павлиний веер», члены которого числом девятнадцать собираются раз в двести одиннадцать лет в одном из городов Южной Европы с единственной целью: определить место следующей встречи. Золотые перстни с печатями в виде дуги из маленьких овалов передаются из поколения в поколение – и больше никаких забот и привилегий члены ордена не имеют… Таких орденов и обществ – сотни, может быть, тысячи. Как правило, о существовании их знают только адепты. С точки зрения простого человека, это пустопорожние забавы, игры для взрослых болванов. Однако не исключено, что таким не очень сложным способом кто-то невидимый миру пишет или произносит пространное, бесконечно сложное заклинание…
С другой стороны, ясно, что многие ордена – те же розенкрейцеры, например, – создавались когда-то для исполнения конкретной и важной задачи, исполнили ее (очевидно, не ведая, что творят) – и были оставлены на произвол судьбы, на саморазвитие или распад, на исполнение пустых ритуалов, уже не имевших наполнения смыслом… Масоны, скажем, смогли переориентировать всю свою деятельность на то, чтобы добиваться как можно более высокого положения для каждого из членов братства, чтобы извлекать все возможные выгоды из богатства и власти, чтобы усиливать влияние братства, чтобы каждый из каменщиков мог приобщаться к богатству и власти, – и так круг за кругом. Средство стало целью… Мевлевики же выродились в нищих дервишей, пляшущих вокруг костров, – хотя в свое время они стояли за правым плечом ханов и султанов и, очень похоже, инициировали когда-то гражданскую войну в Орде, чем привели ее к кровавому краху. Но была ли это истинная цель мевлевиков – или же вторичный эффект какого-то иного деяния, для которого само существование Орды находилось на сорок девятом месте?..
Трудно судить о том, на что смотришь изнутри… Так и не ясно до конца, исполнена ли была изначальная задача Пятого Рима – или же Орден прекратил бытие, не дотянувшись до меча? Если считать задачей постоянное бдение и охрану человечества от некоего невидимого врага, то, видимо, – да, Орден пал, как часовой, к которому подкрались сзади. Но существует подозрение, и весьма обоснованное, что высказанная задача есть не более чем ширма, а истинным великим деянием Пятого Рима стала остановка распространения католицизма в России в семнадцатом веке, сохранение единоцентрической системы духовной и светской власти – после чего Орден существовал уже по инерции…
В этой дистрикции де сьянс, говорил Брюс, точные знания невозможны, ибо нет способа подвергнуть их ревизации и пробации. И приходится, впитав в себя величайшее множество фактов и фактиссимов, прибегать к профаническому методу: чуять чревом.
А чрево чует беду последние сто лет…
Молодые, юные и совсем молокососные ордена и братства получают откуда-то крупицы древних знаний, причем из тех областей, что запретны. Шабаши и волхвования вызывают потопы и потрясения земли, но никому нет до этого дела. Будто детям дали порох и серные спички, чтобы разрисовывали они себе веселыми узорами щеки и выкладывали на полу буквы гражданской азбуки для просветления умов и в науках дальнейшего преуспеяния. Тысячи их, практикующих опасное искусство без предварительной учебы, десятки тысяч и сотни… опара из ковша… Тайные знаки изображаются открыто, стягивая в узлы ткань мироздания и срамя бога. И все сильнее и сильнее ощущение подступающей тени, черной стены, другого мира.
Но Брюс не был бы Брюсом, если бы опустил руки.
У него было убежище: подземный замок «Айзенхолле», созданный нацистами в сорок четвертом как убежище для фюрера и генштаба на случай астральной войны; союзники не сумели его обнаружить. Расположен замок на австро-итальянской границе в местах роскошных, но в стороне от оживленных туристских трасс. Просто никому не приходит в голову подниматься на эти именно горы и купаться в этом именно озере… У него собрана лучшая библиотека. Есть прекрасные легальные прикрытия для тайной деятельности: фирмы спортивного инвентаря и путешествий. Бульонные кубики «Брюс» обожает весь мир… Два десятка учеников преданы ему, как ассасины. Наконец, великолепная семья разумных тибетских собак помогает распутывать многие запутанные следы…
Брюс, начавший рассказ очень уверенно и бодро, все более терял кураж и последние слова произносил почти виновато.
– Ты мне скажи, – перебил его Николай Степанович, – памятник мне – для чего был поставлен?
– Ну как?.. – совсем потерялся Брюс. – Памятник… Колька, но ведь ты же на самом деле великий поэт…
– Был, – жестко сказал Николай Степанович. – Пока по приказу твоему не засушил свой дар и не обрел новый. И потом – ты же знал, что я жив.
Брюс покачал головой:
– Откуда? Думал – как все…
– Что это было тогда, в шестьдесят восьмом?
– У Фламеля прочитал: есть симпатический яд, только на тех действующий, кто ксерион практикует. Будто бы в конце великого делания разгонка происходит: кровь драконья, ксерион, – на дно опускается, а яд драконий, не выговаривается имя его, – в небо возносится. Страшный это час: духи земли и воздуха бьются между собой, и мертвецы встают и сходятся к атанору…
– Яков Вилимович, а ты сам, своими руками ксерион получал?
– Не хватало у меня стойкости, Колька. Жить любил…
– Откуда же брался ксерион у Ордена – да еще так много?
– От самого Фламеля.
– Ты с ним встречался?
– Да. Последний раз – когда получал для американцев груз…
– Как он выглядит?
– Как сейчас – не знаю. А тогда маленький такой сухачок был, лысый, на плечо кривенький. Зоб вот такой…
– Зоб? А пятна на лбу не было?
– Пятна на лбу? Да вроде бы нет. А в чем суть?
– Да так. Есть у нас тут знакомый – с пятном на лбу. Ксерионом торгует.
