— Кто звонил?
— Председатель колхоза Кирков Афанасий Лукьянович лично.
— Человек известный, Герой Социалистического Труда, — робко добавил дежурный. Ему страшно хотелось замять свой промах.
— Когда?
— В девять пятьдесят две.
«Как хорошо, — сказал себе капитан, — когда рядом с молодыми лейтенантами, которых назначают дежурить по субботам, есть такие люди, как Тищенко».
— Что сообщил председатель? — спросил он сержанта.
— В первом часу ночи Кирков возвращался из Поповки.
— Что он делал в Поповке?
Тищенко знал и это.
— В Поповке главная усадьба колхоза «Родина». А «Родина» соревнуется с «Рассветом». Там вчера было собрание, — объяснил он.
«Как легко, — подумал Зенич. — Как все легко. И после этого какие-то болваны утверждают, что везения не существует!»
— Сразу за поворотом на трассу Киркова остановили, — продолжал Тищенко. — Он их подобрал.
— А потом заметил в своих пассажирах нечто подозрительное и при поддержке решительных своих колхозников… — не выдержал Зенич.
— Он один, — поправил капитана Тищенко. — Вы б его видели — он один их запросто! — Сержант сделал выразительный жест рукой.
— Подождите, — прервал его Зенич. — Вам старшина Ренькас о том, что произошло на кордоне, докладывал? — спросил он лейтенанта.
— О чем? — упавшим голосом переспросил дежурный.
— О том, что ночью на кордоне из автобуса, следовавшего в Приморск, сбежали двое с мешком.
— Докладывал, — наконец вспомнил лейтенант.
— И какие вы приняли меры?
— Никаких пока, — собравшись с духом, изрек лейтенант. — Но ведь, товарищ капитан, ничего серьезного… В мешке, по-видимому, мясо…
— А если нет? — резко спросил капитан. — Если что-нибудь похуже? Товарищ Тищенко, что в мешке?
— Рыба, — ответил сержант. — Осетры.
— «Мясо, рыба»… Ваше счастье, лейтенант, ваше личное счастье, что там рыба, — сказал Зенич. — Сколько до «Рассвета»? — спросил он сержанта.
— Да близко. Пять километров.
— Вас, товарищ сержант, попрошу со мной. Поедем посмотрим, кого это там задержал председатель.
— Всегда пожалуйста, товарищ капитан, — сказал Тищенко. — Машина у дверей.
— Машина? — с сомнением произнес Зенич.
Но на сей раз у входа их действительно ждал «уазик».
ПЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ВОСЕМНАДЦАТЬ МИНУТ
Дом стоял на околице села, и сразу за ним начинались поля. Людей капитан заметил еще с улицы. Миновав калитку, он рассмотрел их получше — компанию трех мужчин в саду, под навесом. При взгляде на Киркова вспоминались былины. Могучего сложения человек, одетый легко для такой погоды — в нижнюю рубаху, галифе и тапочки на босу ногу, — главенствовал за столом и потчевал остальных. Они весело выглядели — мужская компания из трех человек, здесь, в саду, в дождь. Даже двустволка в руках богатыря воспринималась весело — вот они отобедают сейчас и пойдут гонять ворон.
— Приехали! — загрохотал председатель. Голос у Киркова оказался под стать внешности. — Вы, извиняюсь, кто будете? — обратился он к Зеничу.
Капитан представился.
Сотрапезники председателя вздрогнули.
— То-то, я смотрю, не наш вроде, не белогорский. Закусите с нами, товарищ капитан. Если замерзли, найдем чем погреться. Не побрезгуйте.
Было за столом спокойно и даже, несмотря на повод, собравший всех вместе, уютно, и дождь, и тускло блестевшие стволы деревьев будто отделены были стеклянной перегородкой.
— Не побрезгую, — сказал капитан. — Давайте сало. Только без подогрева.
Кирков положил ружье на край стола, отрезал от краюхи здоровенный ломоть, отхватил соответственный кус сала и, смастерив бутерброд, протянул Зеничу. Подвинул луковицу.
— Кушайте на здоровье!
— Спасибо.
Капитан очистил луковицу, отделил три аккуратных ломтика, положил поверх сала. «Здорово, — подумал он. — Посмотришь — и сыт».
— А ты, сержант? — спросил председатель Тищенко.
— Не, — солидно отказался Тищенко. — Недавно завтракал…
— Пожалуйста, Афанасий Лукьянович, расскажите нам о ваших гостях, — попросил капитан Киркова и с хрустом откусил с краю.
— А откуда начинать? — сразу посерьезнел председатель.
— С самого начала.
Громадным кулаком Кирков потер лоб, вспоминая.
— Ночью возвращаюсь из Поповки, с собрания, — начал он. — Только свернул на трассу, гляжу, впереди двое «голосуют». Остановился. Просятся до Приморска. Говорят, что колхозники, на базар едут. И все такое прочее. По виду действительно колхозники, хотя вид какой-то больно подозрительный. До города, говорю, не могу. А до райцентра подброшу. Вижу, на все согласны.
«Никого они не путали, — подумал капитан, забыв о сале. — Самые настоящие браконьеры. Пять минус два — их в автобусе осталось трое. А из этих троих женщина сходила по дороге. Значит, двое на сто пятьдесят километров плюс две остановки. Предположительно моряк и еще какой-то пассажир. Странная пара».
— Что ж вы не едите? — прервался председатель. — Или не нравится?
— Что вы! — смутился Зенич. — Очень вкусно.
— Садятся, и едем, — продолжал Кирков. — Ведут себя мои попутчики неспокойно, все в окошко да на часы поглядывают. Туг мотор заглох. Хорошо хоть в селе, у самого дома. Вылез я. Ночь, темень — пойди разберись, в чем дело. «Приехали, — говорю пассажирам своим. — Дальше вам пешком». Не хотят пешком. Пошептались себе и говорят: «Купи, дядя, рыбу». «Какая, — спрашиваю, — рыба?» Мешок приоткрыли — осетров шесть штук, и все молодь! Вот тут я про них и смекнул. Но помалкиваю. Завожу в сарай — товар, мол, рассмотреть да о цене столковаться. И пока они соображали, что к чему, я замок на дверь! Не пикнули, сидели, как голуби. А утром накладка вышла. Транспорт — какой в колхозе был — затемно народ в город повез, в театр. Мой броневик сломался. Как постояльцев в милицию переправить? Звоню, докладываю. А милиция не поспешает. Пришлось вот на довольствие ставить. А то помрут с голоду, отвечай тогда за них. Ружьишко на всякий случай прихватил. Правда, не заряжено оно, но им, — он кивнул на браконьеров, — это знать не обязательно.
Зенич встал.
— На минуточку, Афанасий Лукьянович, — позвал он председателя.
Они вышли в сад, и их окатило дождем.
— А ведь вы их незаконно… — укоризненно сказал капитан Киркову. — Как бы отвечать не пришлось.
