максимум две минуты. Но он вовсе не прост. Потом он соединяет меня со своей женой, Эммой, и она часами допрашивает о всех подробностях дела. Могу сказать вам, что во внимании Эммы все: ферма, контракты на книги, банковские счета и сам Йодер, кстати. Вчера я сказала своему помощнику: „Твоя задача — не огорчать мистера Йодера, а еще лучше — миссис Йодер““.»
Меня не обидело то, что рассказали про меня мои «златокрылые ангелы». Но, раз уж они описали меня таким маленьким, смею высказаться, что ростом я не ниже миссис Мармелл и уж как минимум выше мисс Крейн.
Работа над книгой постепенно продвигалась к концу. Зимой еженедельно я твердил Эмме: «Книгу пока даже не сдали в печать. А еще предстоит считывать гранки. И надо отослать экземпляр для публикации в Германию. Не представляю, как они собираются уложиться в график». Она отвечала: «В издательстве полным-полно квалифицированных людей. Это их проблемы». А в конце апреля она вернулась с почты с объемистым пакетом, и в нем было доказательство того, что книга не стоит на месте. Это был макет обложки — зеленые луга и немецкий готический шрифт заглавия. Обложка показалась нам с Эммой идеальной: «Они все сделали верно. И с первой попытки. Просто чудо!»
Регулярные звонки от моих двух «ангелов» продолжались. Миссис Мармелл информировала меня о процессе редактирования и публикации, мисс Крейн — о финансовых делах. Сообщили, что над картами «Немецкой Пенсильвании», которые поместят в конец книги, работает известный Жан Поль Трембле, он пришлет свои эскизы через неделю. Были сделаны запросы в книжные магазины — сколько специальных пятидесятидолларовых экземпляров с автографами они готовы будут продать. Их ответы внушали большие надежды. Оказалось, что общая сумма таких экземпляров достигает двух тысяч.
Услышав эту новость, я не удержался:
— Я сказал вам, что подпишу только тысячу. Знаете ли вы, какая это работа?! Убийственная! Я просто не выдержу! Шутка ли — две тысячи!
— Хорошо, мы согласимся на одну тысячу, — смирилась миссис Мармелл. Однако спустя несколько дней она сообщила тревожные новости: — Кто-то из наших агентов, не спросив меня, пообещал большому книжному магазину в Сент-Луисе, что вы будете рады подписать специальное упакованное подарочное издание ценой семьдесят пять долларов. Мы подсчитали, что это будет еще около тысячи.
— Скажите им, что обещание аннулируется. Я не смогу подписать столько…
— Мистер Йодер, не знаю, как такое могло произойти, но это случилось, и заказы отменить нельзя.
— Это ваши проблемы, — отрезал я. — Я тут напрягаю свои мозги, чтобы довести эту рукопись до ума, переписывая целые абзацы. Поправки на каждой странице. А вы прерываете меня, чтобы поведать об ошибках одного из ваших агентов.
— Что-нибудь придумаем, — сказала она примиряюще.
— Я подпишу еще пятьсот. Но это все, — смягчился я.
— Спасибо, может, им этого будет достаточно.
Звонки мисс Крейн были иного характера — она вела дела так, словно книга уже в печати. И, когда Эмма передавала мне смысл ее звонков, меня била дрожь.
— Они думают, что если я представил рукопись в октябре 1990 года, то в октябре 1991-го — voila — и книга готова! Имеет ли она представление о том, что я в поте лица тружусь в промежутке между этими двумя датами, сидя как пришитый за машинкой?
Это сравнение не было преувеличением, так как изо дня в день я сидел за своей машинкой в ужасно неудобном положении. Я пробовал подложить в кресло мягкие подушки, но, хотя это и слегка помогло, меня все время преследовало неприятное чувство, что они, подушки, заглатывают меня, что кресло было моим хозяином, а не я его, и я отказался от подушек. Я предпочитал жесткое сиденье, и, чтобы не затекали суставы, мне все время приходилось двигаться.
Когда мои «златокрылые ангелы» докладывали мне последние новости, они избегали упоминать о ходивших слухах, будто мой последний роман столь неудачен, что первоначальный план на издание был вновь сокращен. Один однокашник Эммы, с которым она училась в колледже, занятый в издательском бизнесе, сообщил по телефону, что дела мои очень плохи, но что мои постоянные читатели должны все же оценить роман. Мы жили словно под дамокловым мечом, и однажды Эмма не выдержала:
— Да, дела скверные — и это выпало на самое окончание твоей писательской карьеры, — но ведь у нас были и лучшие годы. Стоит ли жаловаться?
— А я и не собираюсь.
Приятной неожиданностью стал один из звонков мисс Крейн.
— Потрясающие новости! «Аргос филм» заплатил за права на съемку «Изгнанного». Их представители прилетят в аэропорт «Эй-би-и». Можно ли им разрешить к вам приехать?
У меня совершенно не было времени на подобные вторжения. Книга забирала все мое внимание и энергию. Но я все-таки согласился, так как всегда старался угодить моим «ангелам». Они ведь были почти членами нашей семьи. К тому же я хотел познакомиться с людьми, которые собираются превратить мой лучший роман в кинокартину.
— Приглашайте. И передайте им, чтобы не брали в аэропорте машину. Мы их встретим сами.
Аэропорт «Эй-би-и» давал возможность воочию убедиться в том, что правительство иногда может сделать что-нибудь хорошее. Он принимал и современные реактивные самолеты, а расположен был очень удобно для жителей трех немецкоговорящих городов — Аллентауна, Бетлехема и Итона, он соединял «американскую Германию» с Америкой и всем миром. В апрельский вторник мы с Эммой ожидали там прибытия японского и израильского «киношников», намеревавшихся сделать фильм, о котором я всегда мечтал. Возможность снять фильм по «Нечистой силе» или по другим моим романам меня бы не так обрадовала. И, как я сказал Эмме, «Изгнанному» есть что сказать людям, и я хочу, чтобы он это сделал на экране.
Наших гостей мы узнали сразу — эти два человека, совершенно разные по происхождению, выглядели почти как близнецы: маленькие, полные, смуглые, с прыгающей походкой и желанием все увидеть и услышать — многолетней привычкой, которая внесла в их жизнь много приключений, в том числе и кино.
Представив свою жену, я сказал:
— Мы счастливы видеть вас. Приглашаем вас на ленч в одну из лучших гостиниц Дрездена. Там есть тихое помещение, где мы сможем поговорить.
— Отлично, — согласился израильтянин, — но мы с мистером Сайто приехали, чтобы пригласить на ленч вас.
— Прекрасно, — откликнулась Эмма.
Наша машина направилась на юго-запад, и Эмма начала экскурсию по нашему краю:
— Это и есть Грензлер, о котором пишет мой муж. Наша ферма, уже не одно столетие принадлежащая нашей семье, — прямо к югу. Дрезден можно назвать столицей Грензлера. Это старый немецкий городок с сетью улиц и улочек. В центре то, что мы называем «Дер Плац», — городская площадь, на которой находится уютная старая гостиница со смешным названием «Дрезденский фарфор». Почему так — вы поймете, когда мы доберемся туда.
Она объяснила, что в Дрезден ведут две большие дороги: скоростная — она идет от аэропорта прямо в город, и другая, более скромная, Рейнская, проезжая по которой можно осмотреть наши окрестности. Мы поехали по Рейнской дороге, и наши гости имели возможность полюбоваться бегущими полями и пригорками дрезденского края. Больше всего им понравилась извилистая улица, ведущая к площади, на которой возвышался памятник воинам гражданской войны — величественное изваяние XIX века, — представлявшее собой четырех солдат, указывающих на четыре стороны света.
— А это «Дрезденский фарфор», — объявила Эмма, когда мы затормозили у элегантной белой гостиницы.
Гостиная была в пастельно-голубых тонах, по стенам ряд стеклянных шкафчиков, в которых выставлены мейсенские статуэтки. Среди них были и оригинальные произведения XVIII века, но большинство все же — подделки XIX века. Вид был настолько впечатляющим, что мистер Сайто, знаток японской керамики, сразу же пошел к ближайшему шкафчику и несколько минут изучал статуэтки, а затем
