рубашки. Диллон был искренне доволен своим видом и надеялся, что Аста Морган разделит его мнение. В баре он выпил бокал шампанского и прошел в зал, где предъявил свое приглашение и был допущен к процедуре представления послу и его супруге.
Его имя было объявлено, и он выступил вперед.
— Мистер Диллон? — с некоторой неуверенностью в голосе спросил посол.
— Из Министерства обороны, — ответил Диллон. — Так любезно с вашей стороны пригласить меня. — Он повернулся к жене посла и галантно поцеловал ее руку. — Мои поздравления по поводу вашего туалета, он великолепен.
Она вспыхнула от удовольствия, и, отходя, он слышал, как она по-португальски сказала своему мужу: «Очаровательный человек!»
Зал был полон, играл оркестр. Наряды женщин отличались изысканностью, большинство мужчин были во фраках, хотя тут и там мелькали мундиры военных и сутаны священников. Хрустальные подсвечники, зеркала подчеркивали атмосферу блеска и роскоши. Диллон взял у проходившего мимо официанта бокал шампанского и направился в толпу, ища глазами Асту Морган, но не находя ее. В конце концов он вернулся ко входу, закурил и стал ждать.
Только почти час спустя он услышал, что объявляют ее имя. Ее волосы были зачесаны наверх и открывали лоб и высокие скандинавские скулы. По выражению ее лица было видно, что ей наплевать на все и на всех. На ней было перетянутое поясом вызывающе простое платье из черного шелка с подолом заметно выше колен и черные чулки. На цепочке черная сумочка типа почтальонской. На нее обратили внимание, потому что с послом и его женой она беседовала довольно долго. «Видимо, извиняется за Моргана», — подумал Диллон.
Наконец она сошла по ступеням и остановилась, чтобы открыть сумку. Она достала из нее золотой портсигар ручной работы и стала искать зажигалку.
— Черт побери! — выругалась она.
Диллон шагнул к ней с горящей «зиппо» в правой руке.
— Уверен, что, кроме этого, здесь вам ничего не нужно, правда?
Она спокойно смерила его взглядом и прикурила.
— Благодарю.
Когда она повернулась, чтобы уйти, Диллон приветливо заметил:
— Эти каблуки высотой по крайней мере шесть дюймов. Осторожней при ходьбе, девочка, гипсовая повязка — навряд ли хороший аксессуар к этому платью.
Она широко раскрыла глаза от изумления, а потом рассмеялась и отошла.
Аста, казалось, знала всех. Она со всеми успела перекинуться парой слов, переходя от группы к группе и изредка позируя фотографам светской хроники, — определенно, она была известна. Диллон старался держаться поблизости, не упуская Асту из поля зрения. Он ждал удобного случая.
Она немного потанцевала с несколькими партнерами, среди которых оказались сам посол, два министра и один-два известных актера. Случай представился Диллону примерно через час, когда он увидел, что она танцует с членом парламента, известным бабником. Танец кончился, но тот продолжал держать ее за талию и не отпустил, когда они вышли из танцевального круга. Они стояли у буфета, девушка пыталась избавиться от него, но партнер по танцу держал теперь Асту за кисть.
Диллон действовал молниеносно.
— Дорогая Аста, прости, что я задержался. Дела.
Мужчина, нахмурившись, отпустил ее, и Диллон поцеловал ее в губы.
— Шон Диллон, — прошептал он.
Она оттолкнула его и произнесла капризно:
— Ты настоящая свинья, Шон, только и умеешь, что извиняться. У тебя что, одни дела на уме?
Диллон взял ее за руку, не обращая ни малейшего внимания на члена парламента.
— Я кое-что придумал. Пойдем потанцуем.
Оркестр играл фокстрот, и она легко подчинялась танцевальным движениям.
— Черт меня побери, девочка, у вас это здорово получается! — заметил он.
— Я училась в частной школе. Дважды в неделю у нас были уроки танца. Девочки танцевали друг с другом, конечно. Вечный спор был из-за того, кому быть кавалером.
— Могу себе представить. Знаете, когда я был белфастским мальчишкой, мы скидывались, чтобы один из нашей ватаги мог купить билет на танцплощадку и потом открыть пожарный вход и впустить всех.
— Ну и шпана! — вставила она.
— Да, в шестнадцать лет у нас не было денег, но было много фантазии. Все девочки были одеты в ситцевые платья, и от них пахло тальком, которым они пудрились.
Она улыбнулась.
— Мы жили в бедном районе. Косметика была нам не по карману.
— Там вы и научились актерскому искусству?
— О каком искусстве речь?
— А, бросьте, — сказала она, — вы очень ловко втерлись только что. Теперь я должна быть благодарна вам, не так ли?
— Вы полагаете, что мы вместе уйдем в ночь и там я осуществлю свои темные замыслы относительно вас? — Он улыбнулся. — Простите, милочка, у меня на сегодня другие планы, и у вас, мне кажется, тоже.
Он остановился на краю танцевального круга и поцеловал ей руку.
— Было очень мило, но поищите себе лучшего партнера. — Он повернулся и зашагал прочь, а Аста удивленно глядела ему вслед.
Пианиста из бара «Дорчестер» Диллон считал лучшим в Лондоне. Когда ирландец вошел, он помахал Диллону, и тот подошел к роялю.
— Ты сегодня выглядишь, как аристократ, парень. Что случилось?
— Бал бразильского посольства. Великие и могущественные иногда любят подурачиться.
— Бывает и такое. Хочешь подменить меня? А я бы сбегал в туалет.
— С удовольствием!
Диллон сел на стул пианиста. Подошел улыбающийся официант:
— Как обычно, мистер Диллон?
— «Крюг», приятель, не марочный.
Диллон достал из своего старого серебряного портсигара сигарету, закурил и заиграл «Туманный день в Лондоне» — свою любимую мелодию.
Так он и играл, держа в зубах сигарету, дым которой поднимался вверх. Погруженный в музыку, он в то же время был абсолютно уверен, что рядом с ним очутилась Аста Морган.
— А вы, как я посмотрю, человек со многими талантами.
— Мой старый враг как-то назвал меня сносным ресторанным пианистом — но это так, грехи молодости.
— Старый враг, вы сказали?
— Мы участвовали в одном судебном процессе, но разошлись во мнениях относительно его исхода, скажем так.
— Судебном процессе, мистер Диллон? Это что-то серьезное.
— Я принес тяжелый груз. — Подошел официант с бутылкой «Крюга» в ведерке. Диллон кивнул ему.
— Еще, пожалуйста, бокал для леди. Мы сядем вон там, в кабинке.
— «Я — чужак в этом городе», — проговорила она строку из песни.
— «Мне здесь никто не знаком», — продолжил он, — спасибо Гершвинам, Джорджу и Айре. Они, наверное, любили этот старый город. А песню эту написали для картины «Девушка в беде». И пел ее Фред Астер.
