– Дело не в этом! – выпалила Александра, когда его руки скользнули к банту на ее груди. Она попыталась стиснуть его пальцы, уже не стесняясь открыто умолять:
– Вы не понимаете! Я даже не знаю вас.
– Ты познала меня в самом библейском смысле этого слова, – хрипло поддразнил он.
– Но… но это было так давно…
Джордан, приподняв подборок Александры, испытующе заглянул ей в глаза.
– Правда? – тихо спросил он, чувствуя, какая огромная волна облегчения окатила его. Судя по ее поведению последние три месяца и учитывая весьма свободные нравы замужних женщин своего круга, Джордан боялся надеяться на то, что она не знала других мужчин, и решительно отказывался думать, будто она вообще способна на подобную верность. Но сейчас, видя стыдливую невинность в этих широко раскрытых глазах, он понял, как ошибался, и на сердце стало тепло от сознания, что его пленительно- прелестная жена по-прежнему полностью и исключительно принадлежит лишь ему.
– Да… столько времени… для нас обоих, – шепнул он, прикасаясь губами к ее ушку.
– Пожалуйста, не нужно! – В голосе Алекс было столько неподдельной паники, что Джордан отстранился. – Я… я боюсь, – пробормотала она, и Джордан инстинктивно понял, чего стоило это признание мужественной девочке, вот уже три дня противопоставлявшей его воле свою.
Слишком умудренный жизнью, чтобы смеяться над ее страхами, он постарался ее развеселить.
– Я тоже немного боюсь, – признался он, дружелюбно улыбаясь.
– Вы… вы?! Но почему?
– Как ты уже сказала, мы очень долго были врозь, – беспечно, успокаивающе объяснил он, развязывая ленты на ее сорочке и обнажая белоснежные полушария грудей. Не отрывая от них взгляда, он осторожно спустил с ее плеч пеньюар. – А вдруг я совершенно забыл, как это делается? – с притворным ужасом охнул он. – А когда мы окажемся в постели, будет поздно спрашивать у кого-нибудь совета, верно? Конечно, я мог бы обратиться к твоему другу Пенроузу, но придется при этом громко кричать, и все слуги проснутся и прибегут сюда, чтобы узнать, из-за чего такой шум…
Несмотря на скованность, Александра не смогла подавить смешок и потому почти не заметила, как пеньюар вместе с сорочкой оказались на полу.
– Уже лучше, – пробормотал он, намеренно стараясь глядеть ей в глаза, а не на сверкающее белизной обнаженное тело, и привлек жену к себе. – Знаешь, мне так нравится, когда ты смеешься, – продолжал он, пытаясь заставить ее забыть о смущении, и поспешно развязал пояс бордового халата. – Твои глаза сияют, когда ты улыбаешься, – тихо добавил он, осторожно укладывая ее на спину и ложась рядом.
Александра задохнулась, когда он приподнялся на локте, осторожно провел ладонью по ее животу и, сжав грудь, завладел ее губами в бесконечном, пьянящем, головокружительном поцелуе.
Он целовал ее снова и снова; руки гладили, ласкали, терзали, соблазняли и обольщали, пока Александра не потеряла рассудок. Подавляемое все это время желание наконец-то вырвалось наружу, и она с беспомощным стоном прижалась к нему и ответила на поцелуй, сминая его губы своими, полуоткрытыми, проникая языком в его рот, путаясь пальцами в жесткой густой шевелюре. И хотя она сдалась и Джордан одержал победу, именно он на несколько мгновений забыл обо всем и едва не лишился сознания.
Обняв жену, Джордан вместе с ней перекатился на спину, не переставая гладить ее атласную кожу; ноги их переплелись. Он медленно прижимался к ее бедрам, без слов давая понять, чего хочет.
Какой-то частичкой неистовствующего, смятенного разума Джордан сознавал, что не должен торопиться, но его изголодавшееся тело не слушалось велений воли, особенно когда язык Александры коснулся чувствительной мочки его уха.
Вздрагивая от жгучего желания, требующего немедленного утоления, Джордан прижался к жене; пальцы скользнули во влажное тепло, и он понял: она готова принять его.
– Прости, любимая, – хрипло прошептал он, сжимая округлые ягодицы и приподнимая ее бедра. – Я… не… могу… больше… ждать.
И, задохнувшись, стал медленно проникать в ее невероятно тесные глубины, боясь, что причинит ей боль, но тут же замер в мучительном удивлении, когда Алекс неожиданно повернула голову и с длинных, загнутых вверх ресниц скатились две огромные слезы.
– Алекс? – выдохнул Джордан, напрягая руки и плечи в почти бесплодной попытке усмирить неистовые потребности тела и не ворваться в нее одним рывком, до самого конца.
Высвободив руку, он осторожно взял пальцами ее подбородок и повернул лицо Алекс к себе.
– Открой глаза и взгляни на меня, – тихо приказал он.
Мокрые ресницы поднялись, и он уставился в полные слез – аквамариновые глаза.
– Я сделал тебе больно? – недоверчиво спросил он. Александра всхлипнула и покачала головой, борясь с безудержным порывом умолять его взять ее, любить всем сердцем и телом. Боже, она жаждала этого с того момента, как он лег рядом и обнял ее. Потому и плакала. Всего за несколько мгновений его ласки сломили все барьеры, воздвигнутые в ее душе, оставили такой же слабой и беспомощной, страстно стремившейся к нему, как… полтора года назад, когда она была наивной девочкой.
– Дорогая, что с тобой? – допрашивал он, наклоняясь и сцеловывая слезу с ее щеки. – Ты не хочешь меня?
Именно этот смиренный, мальчишески невинный вопрос и это нежное словечко «дорогая» окончательно лишили ее воли.
– Хочу, – прошептала Александра, глядя в его глаза и видя страсть, которую Джордан старался притушить.
– Почему же ты плачешь? – допытывался он.
– Потому, – призналась Алекс задыхаясь, – что я не хочу хотеть вас.
Полустон-полусмех сорвался с губ Джордана как раз в тот момент, когда он запустил пальцы в ее роскошные волосы и одновременно глубоко вошел в нее. Она порывисто выгнулась, и Джордан потерял голову.
– Я хочу тебя, – прохрипел он, и снова подался вперед, входя в нее глубже и глубже, а в сердце его росла радость, потому что жена, обхватив его плечи, пылко отдавалась бурному желанию. – Я так тебя хочу, – охнул он, – что не могу ждать.
Ее ногти впились в окаменевшие мышцы его спины, бедра снова приподнялись, и Джордан излился в нее с силой, сорвавшей с его губ имя жены в негромком вскрике.
Наконец он отстранился и лег рядом, не выпуская ее из объятий, ожидая, пока дыхание немного успокоится. Глядя в темноту, Джордан ощутил, что рассудок начинает потихоньку возвращаться, а вместе с ним и две невероятные, ошеломляющие мысли. Неужели он действительно спрашивал жену, хочет ли она его, словно зеленый юнец, моливший о милости? Никогда за всю жизнь он не задавал женщинам подобных вопросов. И никого так не торопил лечь в постель, как Александру, и ни разу, ни разу так быстро не растрачивал себя. Гордость его была невольно задета – до сих пор Джордан всегда старался дать наслаждение женщине.
Александра чуть шевельнулась и запрокинула голову, чтобы лучше видеть его лицо в неярком свете свечей. Губы Джордана были плотно сжаты; он казался погруженным в невеселые раздумья.
– Вы сердитесь? – прошептала она тоскливо. Джордан вздохнул и грустно улыбнулся.
– На себя.
– Почему? – с неподдельной тревогой настаивала эта прелестная, невинная обнаженная женщина, прильнувшая к нему.
– Потому что я… – Он тряхнул головой и тут же осекся.
«Потому что я слишком хочу тебя, – гневно признался он себе. – Потому что потерял самообладание. Потому что простого прикосновения твоей руки достаточно, чтобы я начал сходить с ума от желания. Потому что ты злишь меня куда больше, чем любое существо на земле, и даже в порыве самой неукротимой ярости я способен смеяться твоим выходкам. Потому что во всем, что касается тебя, я уязвим. Слаб…»
В ушах зазвучал пренебрежительный голос отца:
«Мужчина не должен быть мягок, Джордан… Мужчина жесток, несгибаем, силен… Мужчина должен доверять только самому себе… Мы используем женщин, чтобы получить удовольствие, но не нуждаемся в них… Мужчина ни в ком не нуждается…»
Джордан постарался выбросить из головы назойливые воспоминания и признался себе, каким фарсом
