– Клянусь, до сегодняшнего дня я и не подозревал, что он способен вспылить… да еще так! Я сажал его на первого пони, знал едва не с пеленок, и не было мальчика храбрее, лучше…
– Пожалуйста! – вскрикнула Александра, не в силах выслушивать очередное восхваление достоинств мужа. – Не нужно больше лжи! В моих глазах он никогда больше не станет великодушным и добрым. Теперь-то я понимаю, какое это злобное, бессердечное чудовище!
– Нет, миледи, это не так! Говорю же, я знал его с самого детства, да и его отца…
– И его отец, конечно, тоже был чудовищем! – Александра топнула ногой, слишком обиженная и рассерженная, чтобы придержать язык. – Не сомневаюсь, они друг друга стоят!
– Нет, миледи, нет! Вы ошибаетесь, жестоко ошибаетесь! Как вы можете такое говорить?!
Ошеломленная силой его протеста, Александра постаралась взять себя в руки и даже сумела выдавить слабую улыбку.
– Дедушка всегда повторял, что, если хочешь знать, каким станет человек, взгляни на его отца.
– Ваш дедушка ошибался в отношении мастера Джордана и его папаши, – горячо возразил Смарт.
И Александра поняла, что конюх может стать поистине бесценным источником сведений о Джордане, если только попытаться вытянуть из него неприукрашенную правду. Сначала она стоически твердила себе, что ей вовсе ни к чему знать что-то о своем муже, с которым она все равно скоро разъедется, но слова сами сорвались с языка.
– Поскольку мне не позволено шагу ступить без стражи, – с легким раздражением бросила она, – не потрудитесь ли подойти со мной к ограде, чтобы я могла наблюдать, как резвятся жеребята?
Смарт кивнул и, как только они подошли к ограде, резко сказал:
– Простите меня за дерзость, миледи, но вы не должны были заключать это пари!
– Откуда вам известно?
– Не только мне, но и всем. Грум лорда Хаксона проболтался кучеру Джону в тот самый день, когда оно было записано в книге.
– Ясно…
– Вы плохо поступили, дав понять каждому, что совершенно равнодушны к его светлости! Хорошо еще, что он к вам не охладел, потому и сделал вид, что все это ничуть его не задело. Клянусь, даже мамаша хозяина не посмела бы… – Смарт осекся, покраснел и пристыженно уставился в землю.
– Но я не ожидала, что все узнают о пари, – с отчаянием пояснила Александра и, притворяясь не слишком заинтересованной, небрежно спросила:
– Кстати, а какой она была, моя свекровь?
Смарт почему-то начал неловко переминаться с ноги на ногу.
– Красавицей, конечно. Любила балы… разные развлечения…
– Судя по вашим словам, веселая прелестная женщина?
– Совсем, близко на вас не похожа! – выкрикнул конюх, и Александра уставилась на него открыв рот, застигнутая врасплох столь неожиданным взрывом и сознанием того, что он, оказывается, такого высокого мнения о ней. – Она никогда не замечала тех, кто ниже ее по положению, и никого не любила, кроме себя.
– Как странно! Расскажите подробнее!
– У меня полно работы, миледи, – пробормотал Смарт. – Но всякий раз, когда захотите услышать хорошие вещи о его светлости, приходите, я что-нибудь припомню.
Понимая, что настаивать бессмысленно, Александра отпустила конюха. Однако любопытство разгорелось еще больше.
Под предлогом того, что дверь скрипит и нужно смазать петли, она позвала Гиббонза, лакея, так же горячо преданного Джордану, как Смарт. Гиббона, искренне радуясь возможности поговорить, был готов с утра до вечера распространяться о детстве и юности Джордана, но стоило ей спросить о его родителях, стал запинаться, заикаться и неожиданно вспомнил о какой-то срочной работе, которую просто необходимо выполнить, причем сейчас же.
Надев роскошный шелковый розовато-желтый туалет и распустив по плечам волнистые волосы, Александра вышла из комнаты в девять, точно в назначенный для ужина час, и медленно спустилась вниз. Ей предстояло встретиться лицом к лицу с Джорданом, впервые после сегодняшней стычки, и любопытство снова уступило место негодованию, смешанному со страхом.
Как только она повернула к столовой, Хиггинс поспешно выступил вперед и быстро открыл двери гостиной. Александра нерешительно взглянула на дворецкого.
– Его светлость, – сообщил тот, – перед ужином любит выпить бокал шерри в гостиной.
Александра переступила порог комнаты, и Джордан немедленно поднялся, чтобы налить и ей шерри. Александра смотрела на высокого, безупречно одетого мужа, с невольным восторгом отмечая, каким красивым он кажется во фраке винного цвета, облегающем широкие плечи, и серых брюках, подчеркивающих стройные длинные ноги. Единственный красный рубин сверкал в складках белоснежного галстука, резко контрастировавшего с загорелым лицом. Он молча протянул жене бокал.
Не сумев определить, в каком муж настроении, Александра робко шагнула вперед и взяла бокал. Однако первые слова Джордана вызвали у нее неудержимое желание вылить шерри ему на голову.
– Я привык, – сообщил он тоном учителя, отчитывающего нерадивого ученика, – пить шерри в гостиной в половине девятого и ужинать в девять. На будущее постарайся не опаздывать и спускаться в гостиную ровно в половине девятого, Александра.
Глаза Алекс зловеще вспыхнули, однако голос оставался по-прежнему ровным.
– Вы уже объяснили, где я должна спать, куда могу ходить, кто должен меня сопровождать и когда я обязана есть. Не будете ли так добры отдать распоряжения, как и когда мне дышать?
Джордан свел было брови, но тут же запрокинул голову и тяжело вздохнул. Рассеянно подняв руку, он стал массировать шею, словно разминая затекшие мышцы, но тут же, забыв обо всем, выпрямился.
– Александра, – с сожалением и некоторым раскаянием произнес он, – я хотел извиниться за свою непростительную грубость сегодня днем у конюшен. Вы опоздали на час, и я волновался. И не хотел бы начать наш вечер с упреков или ненужных наставлений. Я не людоед, и…
Он осекся, услышав негромкий стук. В комнату вошел Хиггинс с запиской на серебряном подносе. Слегка умиротворенная его извинением, Александра села на стул и лениво оглядела просторную комнату с тяжелой мебелью в стиле барокко, обитой фиолетово-красным бархатом. «Какая угнетающая роскошь! Именно угнетающая», – подумала Александра, но тут же упрекнула себя. Очевидно, недоброе отношение Джордана к этому дому повлияло и на нее.
Взяв с подноса записку, Джордан сел напротив, сломал печать и быстро пробежал глазами короткое послание. Явное любопытство на его лице сменилось неверием, а потом и яростью.
– Это от Тони, – сообщил он, прищурив глаза, и так крепко сцепил челюсти, что кожа обтянула скулы. – Он, по-видимому, решил покинуть Лондон в середине сезона и приехал в свое загородное поместье.
Александра с восторгом приняла известие о приезде друга и, просияв, воскликнула:
– Я как раз хотела завтра навестить его маму и брата…
– Я запрещаю вам ехать, – грубо перебил Джордан. – Пошлю Тони записку и объясню, что следующие несколько недель он предоставлен самому себе. – И, заметив мятежное выражение на лице жены, процедил:
– Надеюсь, ты хорошо поняла меня, Александра? Я запрещаю тебе ездить туда.
Александра медленно поднялась. Джордан тоже встал, угрожающе возвышаясь над ней.
– Знаете, – выдохнула она, с бешенством уставясь на него, – по-моему, вы просто безумны.
Но Джордан, как ни странно, слегка улыбнулся.
– В этом я не сомневаюсь, – бросил он, не собираясь объяснять, что неожиданное возвращение Тони практически подтверждает подозрения Фокса и что ее жизнь тоже подвергается опасности, поскольку со вчерашней ночи Алекс, возможно, носит будущего наследника Хоторнов. Вслух же он твердо добавил:
– Но тем не менее надеюсь, что вы послушаетесь меня.
Александра открыла было рот, собираясь сказать, что не желает подчиняться каким-то глупым правилам, но Джордан с широкой улыбкой прижал палец к губам.
– Пари, Александра, – ты обещала быть моей покорной женой. Надеюсь, не хочешь сразу сдаться?
Александра бросила на него красноречиво-презрительный взгляд:
