Хейвенхерст значит… значил… для нее?
– Я верну его ей, – серьезно сказал Ян и улыбнулся. – Где она?
От выражения нежности в его глазах и голосе Александра раскрыла рот.
– Где она? – повторил он с тихой настойчивостью.
– Я не могу сказать вам, – сказала Алекс с ноткой сожаления. – Вы знаете, не могу. Я дала слово.
– Поможет хоть немного, – спокойно спросил он, – если я попрошу Джордана, как мужа, оказать на вас влияние и убедить вас все же рассказать мне?
– Боюсь, что нет, – заверила его Александра. Она ожидала, что Ян будет спорить, но вместо этого улыбка против воли появилась на его лице. Когда он заговорил, в голосе была нежность:
– Вы – совсем как Элизабет. Вы напоминаете мне ее.
Все еще с недоверием относясь к явной перемене его настроения, Алекс вежливо сказала:
– Я ценю это, как наивысший комплимент, милорд.
К крайнему изумлению, Ян Торнтон протянул руку и ласково взял ее за подбородок.
– Я и хотел сделать такой, – сказал он, улыбнувшись.
Повернувшись, Ян направился к двери, но остановился при виде Джордана, стоящего в дверях с насмешливой понимающей улыбкой на лице.
– Если бы ты следил за своей женой, Ян, тебе не пришлось бы искать сходства в моей.
Когда нежданный гость ушел, Джордан спросил Алекс:
– Ты собираешься сообщить Элизабет, что он едет за ней?
Алекс хотела кивнуть, но заколебалась:
– Я… я не думаю. Я сообщу ей, что Ян спрашивал, где она, что он только что и сделал.
– Он поедет к ней, как только догадается.
– Может быть.
– Ты все еще не доверяешь ему? – удивленно спросил Джордан с улыбкой.
– Доверяю, после этого последнего визита… до некоторой степени… но не сердцу Элизабет. Он так ужасно поступил с ней, и я не хочу давать ей ложную надежду и помочь ему снова причинить ей страдания.
Протянув руку, Джордан, как только что сделал его кузен, взял жену за подбородок, затем притянул ее к себе.
– Знаешь, она тоже заставила его страдать.
– Возможно, – неохотно согласилась Алекс.
Джордан улыбнулся, глядя поверх ее головы.
– В тебе было больше прощения, когда я ранил твое сердце, любимая, – поддразнил он.
– Это потому, что я любила тебя, – ответила она, прижимаясь щекой к груди мужа, обнимая его.
– А ты полюбишь моего кузена хоть немножко, если он искупит свою вину перед Элизабет?
– Может быть, я найду кусочек любви в своем сердце, – согласилась она, – когда он вернет ей Хейвенхерст.
– Это обойдется ему дорого, если он попытается, – усмехнулся Джордан. – Ты знаешь, кто купил его?
– Нет, а ты?
Он кивнул.
– Филип Демаркус.
Она усмехнулась, прижимаясь к его груди.
– Это тот ужасный человек, который сказал принцу, что заплатит за то, чтобы прокатиться по Темзе на его новой яхте?
– Тот самый.
– Ты думаешь, мистер Демаркус обманул Элизабет?
– Только не нашу Элизабет, – рассмеялся Джордан. – Но я не хотел бы оказаться на месте Яна, если Демаркус поймет, что это место представляет для Яна сентиментальную ценность. Цена взлетит до небес.
За две последующие недели Ян сумел выкупить изумруды Элизабет и Хейвенхерст, но оказался не в состоянии обнаружить след своей жены. Городской дом в Лондоне казался тюрьмой, а не домом, но он все еще ждал, каким-то образом чувствуя, что Элизабет заставляет его пройти через это испытание, чтобы дать ему своего рода заслуженный урок.
Он вернулся в Монтмейн, где еще в течение нескольких недель ходил по комнатам, протаптывая дорожку на ковре гостиной, и смотрел в облицованный мрамором камин, словно ответ скрывался в языках огня. Наконец Ян был больше не в состоянии это вынести. Он не мог сосредоточиться на делах, а когда пытался, то делал ошибки. Хуже того, его начали преследовать кошмары, что с ней что-то случилось или что она влюбляется в кого-то, более доброго, чем он, – и мучительные видения следовали за ним из комнаты в комнату.
Ясным холодным днем в начале декабря, оставив указания, лакеям, дворецкому и даже повару, чтобы немедленно известили его, если хоть что-нибудь придет от Элизабет, он уехал в Шотландию, в свой дом. Это было единственное место, где Ян мог найти покой от мучительной пустоты, терзающей его, невыносимая боль от которой возрастала день ото дня, потому что он больше не верил, что жена даст знать о себе. Прошло слишком много времени. Если бы прекрасная молодая женщина, на которой он женился, захотела бы примирения, она сделала бы что-нибудь еще за это время. Не в характере Элизабет позволять, чтобы все совершалось само собой. И поэтому Ян поехал домой, дабы попытаться найти покой, как он всегда делал раньше. Только сейчас не трудности жизни привели его на дорожку, идущую вверх к дому, в эту необычно холодную декабрьскую ночь, а зияющая пустота в жизни.
В доме у окна стояла Элизабет, глядя на засыпанную снегом дорожку. Она стояла там с тех пор, как три дня назад священник принес ей записку Яна, адресованную сторожу. Муж едет домой, узнала Элизабет, но он, очевидно, не имел и мысли, что она здесь. В записке отдавалось приказание сделать запасы дров и пищи, убрать в доме, потому что он намерен пробыть здесь два месяца. Стоя у окна, Элизабет смотрела на залитую лунным светом дорожку и убеждала себя, как смешно думать, что Ян приедет ночью, и еще смешнее было надеть к его приезду свое любимое шерстяное платье цвета сапфира и распустить по плечам волосы так, как больше всего нравилось мужу.
Высокая темная фигура показалась на повороте, и Элизабет задернула новые тяжелые занавеси, которые сшила; ее сердце сильно забилось от смешанного чувства надежды и страха, она вспомнила тот последний раз, когда видела его уходившим с бала под руку с Джейн Эддисон. Неожиданно идея оказаться там, где он не ожидает увидеть ее, – а возможно, и не хочет увидеть, – показалась ей совсем неудачной.
Поставив лошадь в амбар, Ян растер ее, затем убедился, что продукты приготовлены. Слабый свет пробивался из окон дома, заметил он, пробираясь по снегу, запах дыма шел из трубы. Очевидно, там сторож, поджидающий его приезда. Отряхнув снег с сапог, Ян взялся за ручку двери.
Элизабет застыла в середине комнаты, сжимая и разжимая руки, глядя, как поворачивается ручка двери, не в состоянии вздохнуть. Дверь распахнулась, впуская облако холодного воздуха и высокого широкоплечего человека, который, взглянув на Элизабет, освещенную лишь горящим камином, сказал:
– Генри, не было необхо…
Ян замолк, не закрыв двери, смотря на то, что, как он мгновенно решил, было галлюцинацией, игрой отблесков огня в камине, и затем понял, что видение было реальностью: Элизабет стояла, не шевелясь, и смотрела на него. А у ее ног лежал молодой ньюфаундленд.
Пытаясь выиграть время, Ян повернулся и осторожно закрыл дверь, как будто аккуратно спустить засов было наиважнейшим делом в его жизни, думая в это время, рада она или нет видеть его. За долгие одинокие ночи, проведенные без нее, он десятки раз произносил перед ней речи – от язвительных выговоров до нежных признаний. Теперь, когда, наконец, пришло это время, Ян не мог вспомнить ни одного проклятого слова из какой-нибудь речи.
Не зная, что делать, он выбрал единственный доступный ему путь. Повернувшись снова к Элизабет, Ян
