Большой город. Хороший.
Сухарево небо просияло, истаяло в узких бойницах боровицких, рассыпались полосы облаков над Большой Полянкой, над Якиманкой и дале, дале, до Крымского моста, пали на западную сторону ясные светы и рассеялись навсегда в осинниках и садах.
Базарные ряды обмелели, торговцы убирали товар, перекликались голословно.
От кирпичей, оконниц резных, маковок и щербатой кладки итальянских укреплений - тянуло теплом, дрожали над мостовыми и пересохшими лужами воздушные змеи.
Кричали ласточки-вышивальщицы, ныряли в обморок травяных дворов.
Уснула девка- водоноска у поленицы, вода из ведра вытекла в песок.
Дурил и мотал голову дух берестяной от новых дров, прогретых за долгий день отвесным солнцем.
Снились девке леденцы да молодцы. Складка подола врезалась меж ягодиц. Саднил ситец посреди.
Великое лето плыло.
Голуби в пыли переваливались и клевали.
Часы с боем на пожарной каланче отмеряли время.
Часовой зевал в будке, косился на стрелки - не пора ли обедать?
Несло поджаркой из кухонного флигеля. Хорькали чуткими ноздрями почтовые лошади на Божедомке, у чугунного кружева ворот Владимирской церкви. Ждали лошади кучеров и печалились.
Хромой парнишка с конюшни разносил холщовые торбы с пареным овсом. Вешал на шеи лошадям. Лошади дышали. Крупно хрупали корм.
Торговки в рядах болтали о больших пожарах.
Горели леса за Серпуховом, яхромские деревни заволокло дымом, так что и стар и млад ходили, надвинув на рот и нос мокрую ветошь, а стариков убралось в могилу от жары стоячей и дымогарья множество.
Опестрели крестами погосты.
Через Остафьево в ранний час с великим криком пробежало многое стадо белок, лис и зайцев-русаков - лесные звери с обгорелыми лапами корчились и околевали на обочинах тысячами.
В Дубне прихожане посекли лозами и порезали ножами статую святой Пятницы над м источником в дубраве - в сей же час тучи заклубились над злодейством, ждали пробойного ливня - но огороды и поля побил кровавый град.
Падали из дымных облаков жабы, черви, мыши и нательные кресты вперемешку с костями, от плесени позеленевшими - будто облако пепельное воронкой вихревой высосало кладбище и отдавало вместо живительного дождя на пажити осколки хребтов, гробовые щепки и комья земли.
В Филях сельского попа, отца Анфима, зашибло берцовой косткой, упавшей из облака, он как раз из шинка возвращался вечерню служить.
Мужицкие душки бежали сообща и порознь, кто на Дон, кто на приволжские Горы к раскольникам.
На реке Сестре копали лопатами схроны - укрывались в землянках целыми семьями.
Старцы и юродцы пророчили великий голод и шатание в людишках русских. Слухами земля полнилась, от полноты маялась, тучнела, тужилась, да не родила, сгноила злаки на корню.
Год ожидали урожайный на яблоки и грибы. Плохо, когда грибы и сыновья по деревням родятся в изобилии - дело, стало быть, к войне.
В глубоком ставке-прудике на заднем дворе Харитоньевского краснокрылого дома, девки-простоволоски полоскали белье, заходили в студеную воду по пояс, заправляли за уши мокрые пряди и остро смеялись, дразня товарок.
Дрябли и расплывались в мыльной щелочной ряби их молодые лица.
Всплывали по течению ключевому набухшие простыни.
Заросли московские огороды
