Она устроилась на кушетке. Я положил шляпу и сел.
– Сигарету? – спросила она.
Она протянула мне плоский портсигар, из которого только что извлекла русскую или псевдорусскую папиросу, кажущуюся бесконечной и состоящую больше из картона, чем табака. Я встал, взял папиросу, зажег спичку для нас обоих, покосился на корсаж и вернулся к своему стулу.
– Мне даже больше нравится, что вы похожи на джентльмена, а не на тех ужасных личностей, – сказала она. – Очень боюсь, что напрасно вас обеспокоила. Я слишком порывиста, да к тому же... за последние несколько часов мои нервы измотались...
Я улыбнулся. Профессиональной улыбкой торговца щетками, который умеет снизойти до уровня своего покупателя. И – выжидал.
– Меня зовут Женевьева Левассер, – сказала она.
– Да, барышня.
– Кажется, вам незнакомо мое имя...
– Извините меня, но я не запойный читатель журнала мод 'Вог'.
– Но газеты вы читаете?
– Почти все.
– Вам попадалось там имя Этьена Ларпана?
– Ларпан? Это тот, кого нашли убитым с копией украденной из Лувра картины Рафаэля? Копией... или подлинником. Знаете ли, я не всегда принимаю за чистую монету все то, что печатают газеты.
– Да.
Из-за длинных ресниц она глянула на меня:
– Он был моим любовником.
Я ничего не сказал. И соболезнования, и поздравления были бы неуместны.
– И убила его не я, – прибавила она, гневно швырнув папиросу в пепельницу и промазав.
Поднявшись, я подобрал окурок, положил, куда надлежало, и снова сел:
– Вас обвиняют?
– Да.
– Полиция?
– Полиция меня допросила. Я предоставила ей... как вы это называете?
– Алиби.
– Да, алиби. В ту ночь мы не выходили вместе. Этьен и я. Похоже, у него были дела. Не знаю, что за дела... Вернее, тогда не знала, потому что теперь... В общем я отправилась с друзьями, которые это засвидетельствовали, и полиция никогда не ставила под сомнение это... алиби. Но тот человек утверждает, что нет такого алиби, которое нельзя было бы разрушить, и что...
Она остановилась на полуслове и подобрала под себя ногу, позволив восхититься другой ногой, открытой много выше, значительно выше колена.
– Что за человек? – спросил я.
– Мое алиби не было состряпано, господин Нестор Бурма. Мне не хотелось бы, чтобы вы в этом усомнились.
– Я и не сомневаюсь. Но что за человек?
– Шантажист. Мерзкий шантажист. Но теперь-то я вижу, как все это смешно.
– И все же расскажите. Я ничего не предприму без вашего приказания.
– Эту особу я как-то встретила на вечеринке. Я его немного знаю, но никогда не поощряла. А он не отставал, если вам ясно, что я хочу сказать... Некий Морис Шасар...
– И вы хотите, чтобы я вас избавил от этого невежи?
– Уже нет. Я сама от него отделаюсь. Я вам звонила совершенно взвинченная. Все это просто смешно.
– Как вам будет угодно, – сказал я.
В эту минуту зазвонил телефон. Вставая, чтобы ответить, она резким движением обнажила часть бедра, что пробудило во мне людоедские инстинкты. Стоя с прижатой к розовому ушку трубкой, левой рукой поглаживая бедро, она приняла картинную позу, позу манекенщицы. Брови нахмурились, лицо стало жестким:
– Нет, – сказала она. – Меня нет. Нет. Я... впрочем, обождите секундочку.
Она закрыла рукой микрофон:
– Может быть, господин Бурма, вы все-таки не напрасно приехали. Звонит Морис... Морис Шасар. Мне очень хочется раз и навсегда с ним покончить. Ваше присутствие будет для меня поддержкой, а его, возможно, припугнет...
– Превосходная мысль, – одобрил я.
