– А я думаю, что многие заплатили бы за молчание…
– Но мне ведь нечего бояться. Я невиновна. Скандал… Но это даже не скандал, так, курьезный случай, который может быть мне только на пользу.
Я пожал плечами:
– В конце концов мне начхать. От этого не может быть ни холодно, ни жарко.
– Что ты хочешь сказать, мой дорогой?
– Ничего.
Она с униженным видом посмотрела на меня:
– Может быть, я не права… О! Сейчас,– добавила она, вздохнув,– что сделано, то сделано, не правда ли?
– Это была идея Шассара или твоя? Не притворяйся удивленной. Я знаю, что Шассар общался с журналистом, автором этого шедевра.
– Я не притворяюсь удивленной. Идея была моей, а Шассар взял все на себя.
– К счастью, я не выбросил его в окно, как ты мне предлагала.
– Знаешь, любовь моя. Морис не злой. Я тогда испугалась при его попытке шантажировать меня, ну ты все знаешь. Я вчера тебе рассказывала об этом, когда ты пришел по моей просьбе… И больше я не видела никакой причины беспокоиться…
– Ты сама не знаешь, что ты хочешь! Словно птичка. Ты знаешь хотя бы, что прошлой ночью спала со мной?
Она сжалась и бросила на меня рассерженный и одновременно беспокойный взгляд:
– Ты меня в этом упрекаешь?
– Я думал, что ты об этом забыла. В статье Марка Кове нет ни одного намека на нашу брачную ночь.
– Это было написано раньше. Я…
Ее прервал телефонный звонок. Она сняла трубку:
– Это тебя,– сказала она, протягивая мне телефонную трубку.– Женщина.
– Алло,– сказал я.
– Здравствуйте, шеф,– произнес голос Элен.
– Настоящий детектив,– усмехнулся я.
– Стараемся. Я позвонила Марку Кове, и он направил меня по адресу мадемуазель Левассёр в отель Трансосеан. Я вынула вас из постели?
– У меня нет желания шутить.
– У Фару тоже. Вы должны тотчас же пойти к нему или позвонить. Он, кажется, в ярости.
– Ладно. Я позвоню ему из конторы. Иду сейчас же.
– Не спешите и оденьтесь как следует.
Я положил трубку.
– Нельзя допустить, чтобы семейные сцены заставили меня забыть о делах,– сказал я Женевьеве.– Бегу к себе в контору. Меня ждет работа.
Она поцеловала меня:
– До свидания, дорогой. Сердишься?
– Нет.
– До вечера… может быть.
– Наверняка.
Мы договорились о времени и месте свидания, и я ушел от нее.
На Вапдомской площади я заметил Шассара. Он переходил площадь перед припаркованными автомашинами, а я был на тротуаре. Собирался было его окликнуть, но передумал. Ограничился тем, что пошел за ним. Он следовал к Трансосеану. Встал под аркадами, следя за входом в отель. Я усмехнулся про себя. Может быть, он пришел раньше времени? Почувствовав скверный вкус во рту, я быстро направился в сторону агентства. Бедный старый Нестор! Не следует просить невозможное. Такой пеньюар, который был на ней – роскошный, дорогой и все прочее, должен же пригодиться на что-нибудь!
Я застал Элен разговаривающей по телефону:
– А! Вот и он,– сказала она в трубку.
И протянула ее мне.
– Фару…
– Алло,– сказал я.
– Вытрите губную помаду,– заметила Элен.
– У меня нет губной помады.
– К черту вашу губную помаду! – заорал комиссар.
– Извините меня, Флоримон. Это не вам.
– Ладно. Вы видели «Крепю»?
– Да.
– Что это значит?
– Что эта Женевьева Левассёр с приветом…
И я объяснил, почему она разрешила опубликовать эту статью.
– Ладно,– сказал Фару.– Я не знал, что и думать… вот баба, которую стараются оградить от неприятностей, и вдруг – хлоп… Публика задаст себе вопрос, почему мы ни разу о ней не упомянули.
– Публика не верит ни одному слову из того, что пишут газеты.
– Ну-у. Статья, подписанная Кове… я предположил, что вы решили затеять свою собственную игру.
– Это не в моем духе.
– Именно поэтому я и забеспокоился,– рассмеялся он.– Я сказал себе: не в духе Нестора Бюрмы затеять свою собственную игру. Нестор Бюрма не станет вести свою собственную игру. Тем более надо напомнить ему об этом. Ясно?
– Эта дама с приветом. Я тут ничего не могу поделать.
– А тем более воспитывать ее. Если она с таким приветом, вы должны составить прекрасную пару. Но ради всего святого! Не заведите ребенка. Все… Кончаем разговор. Однако примите совет: без глупостей, Бюрма.
– Это слово сегодня что-то часто употребляют.
– Может быть, потому что это добро валяется повсюду.
И он повесил трубку. Я позвонил в «Крепюскюль» знаменитому журналисту Марку Кове.
– Опять я,– сказал я ему.
– Это по поводу дела Бирикоса?– насмешливо спросил тот.
– Это по поводу дела Женевьевы Левассёр.
– Обратитесь тогда к нашему специальному выпуску.
– Заткнитесь. У вас этот текст лежит уже несколько дней?
– Может быть.
– Этой ночью в «Сверчке» вы разговаривали о нем с Женевьевой?
– Право…
– Убирайтесь к дьяволу.
– О! Злюка!
Я швырнул трубку.
– Любовные огорчения? – иронически спросила Элен.
– Все с приветом,– ответил я.
– Да, кстати, тут есть письмо от Роже Заваттера…
Она протянула мне его, и я начал читать. Та же роскошная бумага с водяным знаком хозяина, а наверху «Красный цветок Таити». Заваттер писал:
