— Все очень плохо, да?
— Кроме тебя.
— Скажи еще раз.
— Все, кроме тебя, Вэл.
— Они следят за мной?
— Не стоит так нервничать, Вэл. В конце концов, они следят за всеми, это их стихия. Почему же они должны делать исключение для такого очаровательного объекта? Если не за тобой, то за кем же?
— Ты сбился с телеграфного стиля.
— Ты меня сбила.
— Давай поедим. Там полный стол жратвы.
— Как-нибудь в другой раз. Мне надо смываться. И как можно быстрее.
— Тебе, наверное, не надо было появляться здесь?
— Мне не надо было появляться в Буэнос-Айресе.
— Ты жалеешь?
— Только об одном, — что пора уходить. Именно сейчас, когда самое время выстирать куртку.
— Скажи, что будет?
— Пока я рядом, ничего плохого с тобой не будет.
— А ты рядом?
— А бывает еще ближе?
— Бывает. Но тебе надо уходить.
— Я тебя люблю, Вэл!
— Нет, милый, это я тебя люблю.
— А я?
— А ты в меня влюблен. Кажется…
— Не вижу принципиальной разницы.
— Потому что ты остолоп.
— Скажи мне еще что-нибудь приятное.
— Ты самый красивый официант из всех, кого я видела.
— Но не самый умелый.
— Ты появился в моем номере, как герой оперетты Кальмана.
— Как герой мюзикла Бернстайна.
— Не вижу принципиальной разницы.
— Потому что ты провинциалка.
— Чехова читал?
— Читал.
— Про Ваньку Жукова слышал?
— Что-то слышал.
— Тогда забери меня, дедушка, обратно! Пожалуйста!
— Потерпи, Вэл, осталось немного.
— Я уже натерпелась.
— Я знаю… — он посмотрел на часы. — А теперь обними меня крепко-крепко и дай свое ухо. Я тебе скажу кое-что не для ЦРУ.
— Скажи…
Я привстала на цыпочки, уткнувшись макушкой в его подбородок, обняла этого свалившегося на меня, как подарок за все перенесенное и выстраданное, мужчину так крепко, как только могла, и вдруг представила себе, что все это — просто сон, обычный сон. Что не было этой страшной истории, не было моих дурацких самодеятельных расследований, не было Андропова с его бандитами и мертвого Гескина на бордовом покрывале, и Буэнос-Айреса с Витяней, и Габена с его чилийской кухней… Мне это просто приснилось, а сейчас я открою глаза, стряхну с себя сонное наваждение, кошмары и страхи, и рядом будет этот человек, которого я обнимаю, и это будет в Москве, в моей квартире, и мы встанем, и я побегу в редакцию, где у меня скопилась масса дел, а он пойдет на свою работу, а вечером мы встретимся, и не надо будет говорить шепотом, обнявшись в тесной кабинке душевой, не надо будет прятаться, прислушиваться, как сердце падает от страха куда-то на самое дно грудной клетки…
— …в любом случае. Ты поняла, Вэл?
— А?..
— Ты вообще слышала, что я тебе сказал?
— Нет. Я думала о тебе.
— Вэл, скажи мне, сколько их?
— Вместе с Тополевым пять человек. Это убийцы, Юджин. Я их боюсь…
— Они прилетели вместе с тобой?
— Нет. Но, думаю, что они уже где-то здесь. Все пятеро вылетели из Барселоны в тот же день, что и я. Правда, не в Амстердам, а во Франкфурт…
— Серьезные господа.
— Им нужен Мишин.
— Я знаю, Вэл.
— Откуда?
— Все! — он приложил указательный палец к моим губам. — Конец пресс-конференции. Поговорим, когда все кончится.
— Что все? О чем ты говоришь?
— Сейчас я уйду. Ровно через две минуты ты выключаешь воду, идешь в холл и плотно обедаешь. Потом ложишься спать. Потом встаешь и делаешь то, что тебе велели серьезные господа. В точности. Без импровизаций! Это очень важно, Вэл. И ни о чем не думай, не волнуйся. Я буду все время рядом. Но ты меня не ищи. Поняла?
Я кивнула.
…Юджина уже давно не было, а я, не в силах сдвинуться с места, все стояла в тесной кабинке, прижавшись мокрым лбом к холодному рифленому стеклу, и думала, думала, думала… Правда, на сей раз в голове уже не прокручивалась, как в допотопном проекторе, бесконечная затертая, с царапинами и поврежденной перфорацией, кинолента, на которой изображение холодной и серой Москвы наползало на солнечные улицы Барселоны, а бликующие фальшивые очки Витяни Мишина накладывались на сморщенное лицо моей матери и черный пластиковый мешок с трупом Бердсли. Передо мной стояло одно изображение — улыбающийся Юджин в смешной куртке официанта. А к нему примешивалось дикое, ужасное, не поддающееся логике предчувствие, что этот кадр я вижу в последний раз…
25
Амстердам. Отель «Холидей Инн»
— Алло? Попросите, пожалуйста, господина Рене.
— Кто его спрашивает? — голос в трубке принадлежал немолодой женщине.
— Скажите, что звонит его старая знакомая по Цюриху.
— Вы учились вместе с господином Рене в колледже?
— К сожалению, только два семестра, мадам.
На этой дурацкой фразе официальная часть пароля заканчивалась. Дальнейшие инструкции Матвея Тополева заключались в том, что я должна ждать.
Я и ждала, плотно прижав трубку к уху и безуспешно пытаясь зажечь одной рукой фирменную картонную спичку.
В трубке воцарилась тишина. Без треска и шорохов, которыми родные советские АТС ублажают слух
