«не установлено и не опровергнуто», И «неудовлетворительно для обеих сторон»: тождество истца с Анастасией не было установлено, и не было опровергнуто.
Старая дама в Виргинии резко отличается от тех, кто называет себя «уцелевшими» Романовыми. Она — одна из тех, чья претензия заслуживает осторожного исследования и к ее истории имеет смысл отнестись внимательно. А история началась с полицейского бюллетеня, датированного 18 февраля 1920 года, оформленного через восемнадцать месяцев после того, как императорская семья исчезла из Екатеринбурга.
«Вчера вечером, часов в 9 после полудня, девушка лет двадцати прыгнула с Бендлерского моста в Ландверский канал с намерением покончить с жизнью самоубийством».
Она была спасена полицейским сержантом и помещена в Елизаветинскую больницу на Лютцештрассе. Никаких бумаг или каких-либо драгоценностей у нее не было, она отказывалась рассказывать что-либо о себе, или о мотивах своего поступка. Уже позже одна из женщин признала ее как «Анастасию», но в течение шести недель, когда она лежала в больнице, она никому не рассказывала о своем происхождении. 30 марта доктора и полиция отказались от попыток поговорить с ней и безымянную девушку отправили для наблюдения в психиатрическую клинику в Дальдорфе. Она провела там два года среди множества психических больных. Большую часть времени она проводила в постели, избегая всяческих визитеров и не проявляя никакого интереса к происходящему вокруг нее.
Ее здоровье ухудшалось, и ее вес, который был всего 8 стоунов 9 фунтов, уменьшился на 21 фунт. Во время бесконечных расспросов в течение ее пребывания в больнице, она упорно отказывалась рассказывать о себе, хотя известно, что некоторые сестры пользовались ее доверием. Если она была русской, как предполагали власти, и если она появилась в Германии незаконно, то страх перед репатриацией был бы некоторым оправданием ее молчания.
Воскресным утром в марте 1922 года была сделана первая попытка проникнуть в ее частный мир. Клара Пойтерт, пациентка этой же больницы, недавно выписавшаяся из нее, пошла в церковь при русском посольстве в Берлине. Там она рассказала бывшему царскому офицеру, капитану Николаю фон Швабе, что она видела членов императорской семьи, когда жила в Москве. И она была твердо убеждена, что видела среди пациентов в Дальдорфе Великую княжну Татьяну. Капитан фон Швабе рассказал об этом в эмигрантских кругах, и в приют хлынули толпы посетителей, не подозревавших, что персонал считал свою пациентку «Анастасией».
Была вызвана баронесса Буксгевден. Она неохотно приехала в Берлин и обнаружила, что пациентка не была готова, чтобы говорить с ней, или даже показать ей свое лицо. Понятно, что реакция баронессы была отрицательной. В результате большинство людей из эмигрантских кругов потеряли интерес к неизвестной, однако были и другие люди, которых это не остановило.
Барон фон Клейст, бывший провинциальный чиновник в русской Польше, потративший два месяца на то, что бы войти в доверие к пациентке, предложил забрать ее в свой дом. С согласия авторитетных специалистов больницы, женщина была выписана, все еще безмолвная и замкнувшаяся в себе. Когда семейный доктор барона осмотрел прибывшую, его выводы были не утешительными. Она страдала от острой анемии, было легкое кровоизлияние в легком, в другом легком обнаружились признаки плеврита. Доктор также отметил, что у нее было серьезное повреждение головы, которое она получила раньше.
В июне 1922 года, по словам барона Клейста, ему и его жене удалось поговорить со своей протеже в частном порядке. Барон рассказал, что она сообщила им обоим, совершенно уверенно, о том, что она действительно была Великой княжной Анастасией; что она присутствовала при расстреле императорского семейства и что она была единственной оставшейся в живых. Она спряталась за одну из сестер, также была ранена, а затем потеряла сознание. Когда она пришла в себя, она обнаружила, что находится вместе с семьей солдата, который спас ее в последнюю минуту от большевиков.
По словам барона Клейста, Великая княжна вместе с семьей солдата добралась до Румынии, а затем в одиночку до Берлина.
В другом разговоре, сообщил барон, таинственная девушка сделала добавление к своему рассказу. Она назвала фамилию солдата — Александр Чайковский, и сказала, что у нее был ребенок от него, сын, родившийся во время бегства из России. Чайковский погиб во время уличных беспорядков в Бухаресте, а ее ребенок был оставлен в сиротском приюте. Как только барон Клейст рассказал о том, что его подопечная была Великой княжной Анастасией, эта новость быстро распространилась в эмигрантских кругах.
Прежняя благодарность барону быстро превратилась в негодование, когда он позволил приходить людям, чтобы приставать к ней с вопросами и разглядывать ее, как животное в клетке. Жизнь продолжалась, сопровождаемая неуверенностью и болезнями.
В июле 1922 года, у нее нарушилось дыхание, появились боли в легком; она вынуждена была обращаться к врачу по три раза в день, а также принимать морфий. Доктор рассказывал: «…Во сне, она разговаривала по-русски, с хорошим произношением, но, по большей части, на несущественные темы». Но пациентка неожиданно почувствовала себя лучше и убежала из дома.
Период между 1922 и 1927 годами был беспокойным; она много раз меняла местожительство, попадала из одной больницы в другую. Хотя неприятности в ее жизни умножались, она, по-прежнему, оставалась несговорчивой. Ее здоровье снова ухудшилось, у нее начался туберкулез, который почти убивал ее. Но за эти пять лет королевские семейства Европы начали проявлять активный интерес к ней. Ее посетила принцесса Хейнрих Прусская, сестра царицы и кронпринцесса Сесиль Прусская, невестка кайзера Вильгельма.
В 1925 году эта история вызвала замешательство при дворе в Копенгагене, и мать царя, императрица Мария, жившая там вместе со своей младшей дочерью Ольгой, братом Марии принцем Вольдемаром Датским, попросила датского представителя в Берлине Херлуфа Цале разобраться в этом деле, наконец.
Таинственную незнакомку посетил в больнице Алексей Волков, бывший слуга царицы. Великая княгиня Ольга также просила Пьера Жильяра и его жену Шуру, которая была сиделкой при молодой Анастасии, чтобы они пришли и посмотрели на нее. Если Жильяр увидит какие-либо признаки, что больная действительно Анастасия, он должен был сообщить об этом Великой княгине, и та сама приедет.
Когда Жильяр приехал из Швейцарии, пациентка оказалась в таком состоянии, что он посчитал бессмысленным разговаривать с ней; но посетители были обеспокоены тем, что они увидели, и предложили перевести ее в другую больницу, где ей было бы лучше. Спустя несколько месяцев Жильяры пришли снова, но на этот раз вместе с ними пришла Великая княгиня Ольга. То, что случилось в течение этих встреч, послужило причиной длительных разговоров, которые они вызвали.
Мы расскажем об этих посещениях позже — но они положили начало семейному расколу по вопросу тождества таинственной женщины и Великой княжны Анастасии.
Последующие годы были заполнены неразберихой и противоречиями, с тяжелым политическим оттенком. В 1926 году «Анастасия» должна была выехать в Швейцарию на лечение. Для поездки требовались настоящие документы. Это было проблемой для женщины, которая по всем бюрократическим законам не существовала. На этот раз Великая княгиня Ольга публично заявила, по совету Пьера Жильяра, что, неизвестная пациентка в больнице не является ее племянницей. Но это не помешало немецкому министерству иностранных дел все-таки выдать паспорт, сославшись на «особые причины» заставившие его так поступить.
Доктор Ратенау, советник министерства внутренних дел, заметил, что, «…на основе произведенных полицией расследований неизвестная является, по всей вероятности, дочерью царя». Это, по-видимому, было вызвано тем, что так считали доктора и медицинские сестры, люди, которые проводили много времени с ней.
В июне 1926 года она находилась в Швейцарии, в санатории в Баварских Альпах, куда она переехала из Германии, и где ее увидела Татьяна Боткина, дочь семейного врача царя. Мадам Боткина находилась вместе с императорским семейством в ссылке в Тобольске, и была одной из последних, кто видел Анастасию. Она ожидала, что увидит жалкую мошенницу, и решила, наконец, закончить эту дискуссию
