чертовски проголодалась. А ты?
– Есть немного, – не стал он грешить против истины.
– Тогда поехали. Купим чего-нибудь по дороге. «Форд» брать не будем. Он у тебя слишком уж приметный. Бросим его здесь и возьмем джип Пантелея. Только спустись в гараж и сними с него все лишние навороты: решетку, галогены и прочую трехомундию, чтобы лишний раз не светиться.
Князь не стал спорить. Короткий инструктаж Совы был четким и обоснованным. Мужчина, как и прежде, нацепил наплечную кобуру на голое тело и погрузил в нее «стечкин». Застегивать ремешок не стал. Сова улыбнулась ему одними уголками губ.
– А с этими что? – Князь неопределенно повел головой.
– Да ничего. Если стрельбы никто не слышал, то соответственно никто сюда и не заявится. Как уверил меня Пантелей, весьма долго никто не заявится. Ну так и хер с ними. Пусть у ментов голова болит. Или у Инжира…
Князь хотел было что-то сказать, но передумал. Развернувшись, вышел из комнаты. Сова осталась одна. Вернув кресло в нормальное положение, она села в него и закурила сигарету. На лицо набежала тень. Она сосредоточенно размышляла о чем-то. Так длилось минуты две-три. Затем, сунув руку в карман брюк, Сова достала мобильник. В другой руке неизвестно откуда появилась новенькая сим-карта. Поколебавшись всего мгновение, она решительно раскрыла аппарат. Вынула старую карту и вставила вместо нее новую. Активировать мобильник не стала, а просто убрала его обратно в карман. Сжимая сигарету зубами, склонилась и поднесла вынутую сим-карту к свечному пламени. Пластиковый прямоугольник быстро оплавился, и Сова небрежно отбросила его в дальний угол комнаты. Посидев без движения еще несколько секунд и пуская в потолок густые причудливые клубы дыма, она скользнула рукой в задний карман брюк и достала из него золотую печатку Зарана. Поднесла ее поближе к глазам, прищурилась.
Историю этой печатки, со слов все того же Зарана, Сова знала прекрасно. В свое время легендарный французский вор Шарль Бюверель заказал у знакомого ювелира шесть таких печаток. С помощью их он рассчитывал объединиться с синдикатами других стран. Одна из печаток попала в Россию. Но позже все смешалось. У символа, придуманного Бюверелем, к тому времени уже, кстати, покойного, появилось совсем иное значение. Или, правильнее будет сказать, предназначение. Законники приняли решение сделать из печатки своеобразный код доступа к главному российскому общаку. А позже, когда общак в целях безопасности был разбит на отдельные составляющие, появились и хранители. Тогда с печатки Бювереля сняли двадцать копий. Но копий настолько искусных, что установить отличие можно было лишь при самом тщательном анализе. Подделать печатку кустарным методом не представлялось возможным. Двадцать печаток. Двадцать хранителей. Двадцать крупных частей общероссийского общака…
Сова сжала печатку в кулаке.
Князь вернулся минут через пятнадцать.
– Готово, – коротко доложил он.
Сова поднялась с кресла. Печатка вернулась в задний карман брюк.
– Что на улице? Тихо?
– Как в морге. Может, не стоит уезжать? Скорее всего, никто ничего не слышал.
Сова удивленно приподняла брови.
– Ты хочешь остаться здесь со жмуриками? – Сигарета перекатилась из одного уголка рта в другой. – Лично у меня такого желания почему-то не возникает. Мертвые нагоняют на меня тоску.
– Для меня это новость, – буркнул Князь. – Мне казалось, что тебя, напротив, это возбуждает.
Сова рассмеялась.
– Ладно. Поехали. Время – деньги.
Стремительно обогнув стоящего на пороге Князя, она вышла из комнаты, и ее босые ступни зашлепали по ступеням лестницы.
Глава 8
– Петр Николаевич метал гром и молнии. Ни дать ни взять Зевс, каким его принято изображать… Честное слово, Лев Иванович. Он пытался созвониться лично с вами, но ничего не получилось. Я уж не знаю, по какой причине… То ли связи с вами не было, то ли трубку не брали.
– Ладно, Паша, расслабься. – Гуров небрежно махнул рукой и в очередной раз обвел взглядом глухой полутемный переулок, где, кроме его «Пежо», припарковались еще четыре автомобиля. Два допотопных «жигуленка», старенький «БМВ» и относительно приличного вида «Москвич» с тонированными стеклами. Пешеходов практически не наблюдалось. Словно примыкающий к Багратионовской переулок находился не в одном из людных районов столицы, а на какой-нибудь окраине богом забытой деревушки. – С генералом этот вопрос мы уладим. Потом. Сейчас нам главное – операцию провести грамотно и задержать одного из основных подозреваемых в убийстве Бутуева. А победителей, как известно, не судят. Слыхал, наверное, такую поговорку.
– Слыхал, конечно. – Алябьев тяжело вздохнул и потянулся в карман за сигаретами. Похоже, что последние слова полковника не очень-то успокоили его совесть.
Они вдвоем сидели в «Пежо» Гурова. Город окутывали сумерки. Явственный запах озона в воздухе свидетельствовал о том, что ночью должна разразиться гроза. Пару раз в отдалении даже прозвучали едва различимые на слух, но продолжительные раскаты грома. За то время, пока сыщики из главка сидели в засаде в непосредственной близости от облюбованного Битюгом третьесортного ночного клуба, двери «Брогсбера» открывались лишь трижды.
Дважды из них буквально вывалились на свежий воздух две подвыпившие компании, состоящие из молодых людей и размалеванных девиц. Как в первом, так и во втором случае обе компании долго топтались на противоположной от «Брогсбера» стороне улицы и упорно названивали по мобильным телефонам. Судя по всему, номер, по которому они звонили, принадлежал службе таксопарка. За первой, а затем и за второй компанией плавно подкатывали автомобили со светящимися шашечками на крыше, и молодежь отчаливала от клуба в неизвестном направлении. Скорее всего, чтобы продолжить приятный вечер в ином заведении.
В третий раз дверь «Брогсбера» открылась для того, чтобы гостеприимно впустить в клуб мужчину лет сорока, с блестящим черепом и длинными, как у гориллы, волосатыми руками. Со своего наблюдательного пункта Гуров не просто хорошо разглядел этого человека, но и узнал его. К группировке Битюга тот явно не имел никакого отношения. Гуров прекрасно помнил, по какому делу проходил у него в разработке этот субъект, помнил процесс его задержания и знал, что в итоге один из опасных рецидивистов был отправлен на очередной срок в колонию строгого режима. Мысленно прикинув количество озвученных на суде лет, полковник пришел к выводу, что его давний знакомый как раз сейчас и должен был обрести долгожданную свободу. Вполне вероятно, что, вернувшись в столицу, он и нанес один из первых визитов сюда, в «Брогсбер».
Следуя примеру молодого напарника, Гуров пристроил во рту сигарету и неторопливо щелкнул зажигалкой. Пламя озарило его четко очерченное волевое лицо всего лишь на несколько мгновений, а затем оно вновь погрузилось в полумрак салона. Гуров не смотрел на часы. Никаких определенных сроков и временных рамок он себе не ставил. Либо им повезет, либо нет. Однако что-то подсказывало полковнику: в свете последних событий Битюг не мог не активизировать свою деятельность. Уходить сейчас на дно и бесцельно отлеживаться там было для заезжего отморозка совсем невыгодно. Время играло не на его группировку. И следовательно, он не станет сидеть сложа руки.
Гуров терпеливо ждал. Так же, как и сидевший рядом с ним майор Алябьев, которому, правда, было очень далеко до внутреннего и уж тем более внешнего спокойствия полковника. Ждал и Крячко, наблюдательный пункт которого по предварительной договоренности находился в арке на Багратионовской, напротив входа в «Брогсбер». Сидя на корточках за мусорным баком, Станислав от души материл Гурова и жалел только о том, что напарник не мог в эту минуту слышать всех витиеватостей его выражений.
Ждал появления Битюга и Белов, обливаясь холодным потом на своем привычном, но теперь уже таком неуютном месте за барной стойкой. Лицо Белова было бледным как мел. Руки мелко подрагивали, отчего каждый раз при смешивании нового незамысловатого коктейля горлышко бутылки звонко постукивало о край бокала. Подвыпивший контингент «Брогсбера» не смог бы заметить изменений в поведении бармена. Но, появись в эту минуту Битюг, он бы точно определил для себя ситуацию без лишних слов и объяснений. И это обстоятельство нервировало Белова еще больше.
