и смерть. «В это время, — говорит очевидец, — пуст город Киев остался, яко выгнанно всех обывателей и с Киева, и странствовали от града во град, еден другого чуждаючися: отец детей, дети отца; и многих трупы поядали зверие, птицы, псы и свиньи. Церкви Божественные опустошели, також и монастыри; и не было ни жертвы, ни приношения; и такое было время, что ни купити, ни продати, ибо городы были позапиранны, домы позабиваны, жители изгнанны, и все, кто что имел, оставлял и бегал по пустынях и полях; и тогда было тое, что две мельницы в жерновах: едина помелется, другая оставляется; видел друг друга смерть ходячи; ибо и сидячи вмирали нечаянно, и живыи чуждалися мертвых своих.»
Когда же саранча снова налетела на поля Украинские, когда она до корня съела все посевы и все травы, — народ, пораженный двумя бичами небесными, — «думал; что пришла уже кончина мира, упражнялся в молениях, приуготовлялся к смерти и мало заботился о своей нестерпимой жизни. Но голод и постояльцы, пришедшие на зимовлю, разогнали мрак отчаяния и принудили его пектись о пропитании себя и сих гостей, и сбывать на то последнее свое имущество. Правительство народное не властно тогда было облегчить состояние своих подчиненных, ибо все то отняли у них постояльцы и их начальники, и они сами представляли один нуль, ничего не значащий». Эта мировая язва, поглотившая в одном Черниговском одиннадцать тысяч восемьсот тридцать человек обоего полу, стала уменьшаться только в 1712 году, да и тогда еще продолжалась в Соснице.
В одиннадцатом году Скоропадский, с Генералом Бутурлиным и с восьмью полками Великороссийскими, стоял у Каменного Затона, охранял границы, и разорил Сечь у речки Каменки. Запорожцы поселились на левом берегу Днепра при урочище Алешках. Между тем война Петра с Турками окончилась знаменитым миром при Пруте; Скоропадский возвратился в Гадяч, распустил козаков; Бутурлин разместил свою дивизию в Полтавском полку.
Орлик, Ломиковский, Горленко, Мирович, Гордеенко старались разорвать Прутский мир; начали сноситься с своими родственниками; возстановляли их против Государя, против тогдашнего образа правления. Гетман принял действительные меры: жена Дмитрия Горленка, сын Ломиковского, жена, братья и мать Мировича; мать и братья Бутовича, который был зятем Горленка; Семен Забела, которого жена жила с Орликом, шурины Орлика—были отправлены все в Москву. Этим не прекратилось переселение Украинцев из родины: то были времена, в которые и семейство, и даже дальние родственники преступника терпели казни, изгнанье, нищету, поругание. Не станем обвинять России; во всей Европе было так! В России первой уничтожены пытки и забыта опала на все семейство, за члена, ему принадлежащего. Века, в том и другом случае, не заставят забыть великого имени Екатерины Второй. Но в те, говорю я, времена было иначе. И вскоре после отсылки в Москву названных мною опальных Украинцев, сосланы были в Соловецкий монастырь: Батуринского Николаевского монастыря Архимандрит Гедеон Одорский, Лохвицкий Протоиерей Рогачевский, и челядник Архимандричий, родом из Черкас, Видковский. На Белое озеро в Горицкий монастырь племянница Мазепы, Глуховского Успенского монастыря наместница, Марфа, с своими келейницею Магдалиною и служанкой Екатериной.
Переселения козаков и простолюдинов из Заднеприя начались еще с 1710 года; в 1712-м Государь приказал Гетману обнародовать универсал к жителям Немирова, Брацлава, Уманя, Чигирина, Канева, Богуслова, Белой Церкви и Хвастова, с повелением переселяться в города восточной Украйны немедленно. Гетман угрожал Старшинам и народу, также людям духовного и посполитого чина, в случае непослушания и медленности, изгнать их войсками Великороссийскими, и жилища их предать огню. Государь предвидел скорую отдачу тех полков Полякам. При всех быстрых и неожиданных переменах в Украйне, власть Гетманская до того ослабела, что насчет чинов он не только невправе был располагать, но даже представления его потеряли силу. По случаю смерти Киевского Полковника Вольского, Гетман представил на его место Генерального Хоружего. Государь перевел туда Бело-Церковского Полковника Танского, в награду за скорый переход козаков его из Заднеприя: но Гетман продолжал пользоваться наружным почтением к его сану.
Константин Генваревский ехал чрез Калугу и был у тамошнего Воеводы Зыбина; этот, из хвастовства и важничания чином своим, видя власть Гетманскую почти вовсе уничтоженною, начал насмехаться и неприлично говорить о Скоропадском. Генваревский донес о том Государю, жалуясь, что, сверх того Воевода не дал ему подвод. Зыбин лишился имения и был отправлен головою в Глухов к Гетману. Сообщники Мазепы и люди ему близкие несли тяжкие за него гонения; эти горести, нищета, изгнание постигали даже и невинных, подозреваемых; уже три года продолжалось их преследование, а участники доноса и бедствий Кочубея были все еще позабыты и все еще томились вдали от родины. Наконец Рязанский Митрополит Стефан Яворский начал за них ходатайствовать, и в этом году Священник Полтавский Иван Святайлои слуги, Искры были возвращены из ссылки.
К концу года пришло на зимовлю шесть драгунских полков. Правительство намерено было покупать для них провиант и фураж. То и другое Гетман, по простоте, подарил. На будущие годы это обратилось в обязанность; полки оставлены были в Украйне под названием Консистентов. Со временем вошли в города знатнейшие другие Великороссийские войска и составили непременные гарнизоны в Глухове, Киеве, Переяславле, Нежине, Чернигове, Лубнах и в Полтаве. Продовольствие всех тех войск и их лошадей возложено было на обывателей, необходя никого даже служителей козаков регистровых; а поставка провианта и фуража назначена без заплаты и в натуре, то есть: мукой, крупой, овсом и сеном; все селения обложены порционами и рационами; для сбору их и подряда в команды, учреждены, в каждом городе и сотне Коммиссары, выбранные из грамотных и имущественных козаков. Такие поставки в войска не только продовольствовали людей и лошадей, но были очень полезны для полковых и отрядных командиров: «когда в удобное время поставляют Коммиссары провиант и фураж в команды, то Командиры его не принимают, и говорят, что он завременно приготовленный, протухнет или выдхнется и от того интерес Государев постраждет; когда же наступят Март и Ноябрь, с крайним бездорожьем тогда они и потребуют сих выстачений вдруг с экзекуциями и побоями. Комимиссары, зная невозможность поставить натурою, а паче из отдаленного разстояния, прибегают к Командирам, ползают пред ними, вытерпливают все ужасы придирок и самых пощочин; и наконец умилостивляют их и платят им всякую порцию и рацию деньгами вдесятеро больше, чего они стоят. Отважные же Коммиссары, поставившие тогда участки свои, натурою должны выдерживать странное испытание фуража на самих себе; и все начальники, и даже и рядовые, порют Коммиссара в нос и губы сеном и овсом, говоря, что он крупен, либо мелок, либо худого урожая, и что много от того претерпит интерес Государя; а за тем все кончится приношением или пожертвованием. Но Коммиссар, возвращающийся от отдачи натурою, всегда уже приметен по разбитым губам и по огромному носу; и от сего многие козаки потеряли имение свое, «откупляясь от Коммиссарства.» Таков разсказ очевидцев!
Война с Турками кончилась; Прутский мир был подтвержден в Адрианополе; козаки, собранные в Украйне, были распущены. Ее оберегать остались одни постояльцы.
Глава L
Возвращение приверженцев Мазепы в Россию. Ограничение Полковнической власти. Запорожцы селятся в Украйне. Их несчастное положение. Малороссияне на земляных работах. Письмо Царя к Гетману. Замужество Гетманской дочери. Поездка Гетмана в Москву. Милости Царские к нему и к Маркевичам. Благородное и безбоязненное слово Гетмана Царю насчет суда над Царевичем. Митрополит Кроковский. Гибель его. Моровая язва. Неблагодарность Меньшикова. Его наглость и гордость. Дела Почепские. Жалобы на него. Озлобляется на Скоропадского. Мстят всем Малороссиянам. Столбы с пятью
