Марина из Алого Рога

неуловленнымъ имъ, взглядомъ, намекомъ зад?ла самолюбіе д?вушки, но онъ уже достаточно для этого зналъ Марину. Онъ понималъ, что въ гордой душе оскорбленіе вызвало бы чувство далеко не похожее на покорность. Что же это значило?

— Почему же вы думаете, что вы не для нея? повторилъ онъ ея слова на всякій случай.

— Потому, неожиданно для него отв?чала Марина, — потому что она женщина, а я икшая…

Пужбольскій такъ и привскочилъ.

— Вы, вы! залепеталъ онъ въ негодующемъ изумленіи, — и она!… Она безсердечное, до нитки изношенное нравственно существо… une faeon de Blanche de Navarre, которую мужъ ея, le roi Louis Dix, dit le Hutin, вел?лъ задушить собственными ея волосами… elle les avait tres beaux!… И вы — правда, прелесть, душа!…

Марина круто обернулась — и, сверкая глазами, топнула на него ногой:

— Не см?йте, не см?йте мн? этого говорить!

И всл?дъ за этимъ, нежданнымъ для нея самой, безсознательнымъ взрывомъ гн?ва, все, что накип?ло въ ней горя, все, до чего додумалась она въ эту тяжкую ночь, и тамъ, сейчасъ, подъ сосной, — все это неудержимо запросилось у нея наружу…

— Душа! Давно-ли у меня душа, знаете-ли вы?… И кто вамъ сказалъ, что я не такая же была безсердечная, какъ она? Я говорю вамъ, я дикая… Я была дикая… А разв? у дикихъ есть душа? какъ у обезьянъ, — инстинктъ, вотъ что у нихъ! И я то же, то же была! Разв? вы сами этого не вид?ли? Говорите, сейчасъ говорите… умоляю васъ, вдругъ послышалась надрывающая нота въ ея голос?,- разв? въ первые дни, когда вы… и… и графъ познакомились съ мною, разв? вы не см?ялись между собою, разв? могли не см?яться, если только случалось вамъ говорить обо мн?,- надъ моею нечелов?чностью?

И она во вс? глаза гляд?ла теперь ему въ лицо, требуя. словно дара, прямаго, безусловнаго, безпощаднаго отв?та.

— Мы не см?ялись никогда надъ вами, клянусь вамъ! воскликнулъ Пужбольскій:- Мы… мы о васъ, Марина Осиповна, примолвилъ онъ тише, — потому что… д?йствительно, н?которыя ваши понятія…

— Н?которыя! прервала она его короткимъ и горькимъ см?хомъ. — Все, все, до нитки, какъ говорите вы про нее, перековеркано было во мн?! Ни одного здраваго понятія не было… да и теперь такая путаница!… ни одного чувства…

— А ваша необыкновенная прямота, честность, прервалъ ее Пужбольскій, — вы забыли о ней?

Она утвердительно закивала.

— Да, это правда, это всегда было во мн? — честность!… Но в?дь и Каро мой честенъ, ни за что ничего не стащитъ со стола, хоть не ?шь онъ ц?лыя сутки. Значитъ, это еще не челов?ческое качество!… А знаете-ли вы, что я вотъ зд?сь, въ нашей трущоб?, гд? мы, говорила вчера эта княгиня, счастливые, что им?емъ время читать книги, — всякія книги читала, только о Евангеліи не им?ла понятія… Да, да, я думала, — мн? это говорили, и я в?рила, — что Евангеліе пустая, несовременная книга… и въ рукахъ его никогда не им?ла! Вотъ только недавно нашла и стала каждый день читать… И знаете — почему? Владиміръ Алекс?евичъ, графъ, помните, сказалъ разъ, что вся челов?ческая свобода выросла изъ трехъ строкъ этой книги… Такъ мн? хот?лось отыскать, откуда именно выросла, я и читать начала… въ девятнадцать л?тъ — въ первый разъ!…

— Вы рано лишились матери! невольно вырвалось у Пужбольскаго.

— Матери!…

Ей вдругъ вспомнилось опять равнодушіе къ своей матери и то, что стала она уважать ея память лишь съ той минуты, когда узнала она, что эта мать ея была нев?рною женой… Она улыбнулась горько, горько.

— Я такъ хорошо воспитана была, молвила она, — что гордилась т?мъ, что другую заставило бы…

— Марина Осиповна, ради Бога, еще разъ прервалъ ее Пужбольскій и опять схватилъ ее за об? руки, — что вамъ вздумалось сегодня такъ немилосердно обличать себя? И вы такъ взволнованы, что я даже не воображалъ, чтобы вы могли… Неужели все это всл?дствіе вашей встр?чи съ этою женщиной…

Она замотала головой…

— Не женщина… воспитаніе! не ум?ла она лучше выразить свою мысль.

Онъ понялъ.

— Да, изящная форма… и противное содержаніе! возразилъ онъ, — la Circe d'Homere!…

— Такъ разв? он? вс? такія? воскликнула Марина, — вс? испорченныя, потому что воспитаны?… Вотъ вы мн? разъ говорили про вашу сестру одну… Хорошая в?дь она женщина?

— Хорошая, Марина Осиповна, не могъ не сознаться н?сколько сбитый съ позиціи князь.

— Вотъ видите! А ужь она, нав?рно, на меня не похожа?…

Эти вопросы, см?лость ея признаній, душевная тревога, видимо всю обнимавшая ее, полны были для впечатлительнаго князя новымъ, неотразимымъ обольщеніемъ… Беатриче Ченче, Аріостовская Брадаманта, Розалинда изъ As you like it [18], онъ ужь и не зналъ, къ которому изъ этихъ любевныхъ ему и не совс?мъ другъ на друга похожихъ типовъ подходитъ она ближе…

— Вы сами не знаете себ? ц?ны! воскликнулъ онъ, — не знаете, какой богатый матеріалъ въ васъ содержится!… То, въ чемъ вы себя упрекаете — ну, да положимъ… je vous estime trop pour le nier… все это происходитъ отъ вашего сиротства… vous n'avez pas ete guidee отъ русскаго современнаго безсмыслія, отъ безобразій нашего общественнаго воспитанія… Но при вашемъ ум?, при этой intuition du vrai, du beau, которою вы такъ богато одарены, о, еслибы вы знали, какъ это легко поправлять… Какая можетъ изъ васъ выйти зам?чательная женщина!… Вы и теперь сокровище для артиста! — вылилось у него изъ самой души.

Она взглянула на него большими изумленными глазами. Словно какая-то нежданная искра блеснула въ ея потемкахъ… Губы ея шевельнулись.

— Изъ меня могло бы что-нибудь выйти только тогда…

Она до ужаса испугалась вдругъ этихъ словъ своихъ. Опять, опять безуміе! точно кольнуло ее въ сердце… И она скоро, скоро, не оглядываясь на своего собес?дника, устремилась опять по дорожк?.

А онъ, онъ не понялъ на этотъ разъ: онъ уже весь утопалъ въ страсти…

— Mademoiselle Marina, заговорилъ онъ, догоняя и останавливая ее, — еслибы вы… еслибы вы р?шились вв?рить судьбу вашу челов?ку… честному челов?ку, клянусь вамъ… который всю бы жизнь свою посвятилъ…

— О чемъ это вы говорите? растерянно взглянула она на него.

— Я… я люблю васъ, залепеталъ растерявшійся еще бол?е ея Пужбольскій.

Въ ея памяти промелькнулъ утрешній разговоръ ея съ Іосифомъ Козьмичемъ.

— Зач?мъ вы меня обижаете, Александръ Иванычъ? вскликнула она, закрывая глаза себ? ладонью.

Б?днаго князя точно водой облили…

— Я, я васъ обижаю?…

— Да… посл? того, что я вамъ сказала про себя… и вы сами знаете… За что меня любить?… Вы сами сейчасъ сказали что я… какое-то сокровище для артиста… Для артиста только вн?шность… наружная форма… И вы…

Она невольно приподняла р?сницы: Пужбольскій стоялъ предъ ней съ такимъ сконфуженнымъ видомъ, что ей стало страшно жаль его.

— Н?тъ, н?тъ, вы не виноваты!… И не то совс?мъ!… Ради Бога, голубчикъ, Александръ Иванычъ, простите меня!… Но этого не можетъ быть… никогда!…

— Никогда? едва хватило у него силы переспросить.

— Никогда! проговорила она на-ходу, едва слышно.

Они пошди молча, рядомъ. Марина ничего не вид?ла предъ собою и передвигала ноги, не чувствуя ихъ. Пужбольскій все силился припомнить какіе-то стихи изъ Петрарки, подходившіе къ его положенію, и