орудіе.
— Откуда ты этотъ топоръ притащилъ? спросилъ графъ.
— Во-первыхъ, не топоръ, а с?кира, поправилъ Пужбольскій и сунулъ ее подъ самые глаза Завалевскаго. — Voyez donc, quelle forme, mon. cher, — la vraie hache normande!… Я купилъ ее тамъ, у кузнеца… Очень интересно было бы
— Ее занесли сюда изъ Польши банды Дмитрія Самозванца, пресерьезно отв?чалъ ему Завалевскій: — в?дь мы зд?сь на самомъ историческомъ пути его похода на Москву…
— На Новгородъ-С?верскъ, Путивль, Рыльскъ, Трубчевскъ, Брянскъ, тотчасъ же и зарядилъ Пужбольскій. И вдругъ спохватившись:- А что же общаго съ нормандскою с?кирой les банды Дмитрія Самозванца? запищалъ онъ.
— Очень просто, объяснялъ графъ, котораго страсть была дразнить и сбивать съ толку Пужбольскаго на почв? исторіи и археологіи, — и еслибы ты былъ знакомъ съ учеными трудами польскаго историка Шайнохи.
— Читалъ, читалъ Шайноху! замахалъ тотъ руками.
— А если читалъ, такъ долженъ знать, что Поляки, или, точн?е, — Ляхи, Лехи, Лехиты, — не что иное какъ Нормандское племя…
— Quelle blague, quelle infame sottise! И Пужбольскій, выронивъ изъ руки с?киру, которая, звякнувъ, грохнулась подъ ноги подскочившаго съ испуга Іосифа Козьмича, схватилъ себя въ отчаяніи за волосы. —
— А Дмитрій Самозванецъ, д?йствительно, шелъ нашею м?стностью, посп?шилъ г. Самойленко заявить и себя не нев?ждою по части исторической науки. — И даже пять л?тъ тому назадъ, сколько помнится, я доставилъ графу за границу вырытый у насъ въ л?су крестьяниномъ кожаный кошель съ монетою его царствованія…
— Мелочь, — да, небольшая р?дкость! съ н?которымъ пренебреженіемъ отозвался на это князь, — у меня штукъ пять этихъ коп?екъ Самозванца…
— Н?тъ-съ, тамъ была, я помню, и одна крупная монета…
— Рубль? Рубль Дмитрія Іоанновича? такъ и взвизгнулъ Пужбольскій. — Гд?, гд?, куда ты его д?валъ?
Онъ кинулся къ графу.
— Право не знаю, — кому-то подарилъ… Грегоровіусу въ Рим?, кажется…
Князь только отчаянно руками всплеснулъ.
— Грегоровіусу! повторилъ онъ задыхаясь: — какъ матеріалъ для его исторіи Рима, probablement! Mais, par la barbe de Jupiter, — на что ему, говори, говори! — que diable peut entendre Gregorovius dans un рубль Лжедмитрія! Да теб? за это мало голову
— Штемпель?… чеканъ?…
— C'est cela, чеканъ! Настоящій, его чеканъ, 'Дмитрій Іоанновичъ, царь Б?лыя' et caetera… И она приказала нарочно н?сколько экземпляровъ этихъ его рублей выбить. Mais le coin etait un peu fendu d'un cote, и эти при Екатерин? выбитыя монеты сейчасъ можно узнать. А настоящія…
— Успокойся, успокойся, Пужбольскій! сказалъ графъ, которому это начинало н?сколько надо?дать. — Настоящій Дмитрій Іоанновичъ, 'царь Б?лыя', et caetera, — у меня, въ московскомъ моемъ дом?, я никому его не отдавалъ, и днесь, въ присутствіи Іосифа Козьмича, я передаю теб? его въ в?чное и потомственное влад?ніе: можешь получить, когда вернемся'
Пужбольскій съ радости пол?зъ было обнимать его, но Завалевскій остановилъ его движеніемъ руки, указывая на книгу, лежавшую на стол?:
— А посмотри вотъ на эту р?дкость, — только ее теб? не подарю: c'est une relique de famille.
Князь такъ и прыгнулъ къ пергаментному переплету — и, поднеся книгу къ окну, ему тотчасъ же кинулся въ глаза типографскій значекъ, по которому онъ узналъ драгоц?ннаго Альда XVI в?ка.
— Un Horatius Flaccue venitien du cinque cento, editio princeps! крикнулъ онъ, — quelle merveille!…
А въ библіотек? у насъ и инкунабулы найдутся, молвилъ графъ, — и Пужбольскій, бережно опустивъ Альда на прежнее м?сто, тотчасъ же сталъ приставать, чтобъ ему показаны были эти инкунабулы.
— Темно, да и не знаю право теперь, какъ мы найдемъ, отговаривался Завалевскій. Но Іосифъ Козьмичъ, которому хот?лось домой, объявилъ, что
— А зат?мъ честь им?ю кланяться, заключилъ онъ, подавая первый руку графу и Пужбольскому.
— Что онъ, большой мошенникъ, твой управляющій? спросилъ князь, едва усп?лъ исчезнуть тотъ за дверью.
— Немалый, см?ю думать, засм?ялся Завалевскій.
— Et avec cela familier comme la gale, и рука потная…
И Пужбольскій, гадливо отирая свою правую руку о полу пальто, спросилъ:
— Что, ты его прогонишь?
— Не нам?ренъ.
— А что?
— Во-первыхъ токовъ и своеобразенъ, — что я очень ц?ню въ людяхъ; во-вторыхъ, какой же у насъ съ тобою управляющій не будетъ мошенникомъ?
— И то правда, вздохнулъ князь. — Какъ подумаешь только, что Горбачевъ, Толкачевъ, Тукмачевъ, Фицтумъ, Розенбаумъ et toute la satanee kyrielle de mes управляющіе наворовали у меня денегъ…
Онъ только свистнулъ въ заключеніе.
А Іосифъ Козьмичъ, вернувшись къ себ?,- онъ занималъ л?вое крыло обширнаго Алорожскаго дома, — засталъ въ зал? Марину, распустившую косу и, съ великол?пными волосами своими закинутыми за плечи, раздиравшую пальцемъ листы св?жаго нумера какого-то петербургскаго журнала. Она не читала, а проб?гала глазами за одно и то же время романъ н?коего господина Омнипотенскаго, и пом?щенный всл?дъ за нимъ какой-то трактатъ о соціальной патологіи, сочиненія доктора Лиссабонскаго, — что впрочемъ оказывалось совершенно тождественнымъ.
'Очень прогрессивно, но ужь очень скучно!' думала Марина, нетерп?ливо обрывая толстую бумагу, въ надежд?, что 'дальше лучше пойдетъ'…
Она живо обернулась на шумъ шаговъ Іосифа Козьмича.
— Что тамъ, этотъ князь прі?халъ? спросила она. — Я чаю сейчасъ послала…
— Надо ужинъ снарядить, да осв?тить ихъ тамъ ч?мъ-нибудь… Да не помнишь-ли, гд? ключъ отъ того шкафа, въ которомъ р?дкія книги? урывисто пропускалъ сквозь зубы г. Самойленко, сердито шагая по комнат?.
Онъ мелькомъ взглянулъ на нее, — она показалась ему какъ-то особенно красива…
— Да ты бы сама туда пошла! сказалъ онъ, останавливаясь на ходу.
— Это еще для чего? надменно фыркнула она.
— Ну, не чванься, матушка. И онъ ласково повелъ на нее глазами. — Недолго намъ, можетъ-быть,