— Видать, на Рюгхольд пошли, — делились моряки своими мыслями, проследив направление аэропланов.
Операцию начинали раньше времени. Мазуров, узнав об этом по телефону, не стал расспрашивать, отчего так получилось, боясь, что линию могут прослушивать германские шпионы.
Спустя полчаса на грязном «Руссо-балте», немного обогнав колонну грузовиков, примчался запыхавшийся генерал Рандулич. К тому времени Мазуров поднял по тревоге штурмовиков, и они давно уже, собрав пожитки, построились во дворе.
— Отлично, — сказал Рандулич Мазурову, — дополнительные боеприпасы в аэропланах получите. Грузи своих людей, водители все знают кому куда. Сам со мной поедешь.
Похоже, колонну грузовиков собирали впопыхах из всего, что имелось под рукой. Здесь было много трофейных машин. Места для всех во дворе не нашлось, грузовики выстроились колонной за воротами.
— К чему такая спешка? — спросил Мазуров, сев рядом с генералом в авто.
— Дредноут «Зейдлиц» пришел на Рюгхольд, пробудет там день, не больше, — пояснил Рандулич. — Игнатьев выяснил, остальные корабли вместе с ним в Киль уйдут. Мелочь они по сравнению с «Зейдлицем», «Фон дер Тане» — куда еще ни шло, но не можем мы их выпустить, понимаешь ведь. Жирный уж очень куш можем заполучить. Минная дивизия сейчас проходы закрывает. Не знаю, получится ли у нее?
— Получится, — кивнул Мазуров. — У Колчака всегда все получается.
— Не сглазь. Все остальное — по плану.
Мазуров опять кивнул.
С «Русских витязей» стянули защитные сетки, побросали их рядышком в кучу.
Техники заталкивали в аэроплан легкую горную пушку без защитного щитка, поднимали ее на руках бережно, чтобы не повредить тонкой и хрупкой оптики наведения, напрягались, как борцы, вцепившиеся в тяжеленную гирю, тащили ящики со снарядами, грузили станковые пулеметы, казалось, что в их необъятных трюмах и танк поместится.
Пот градом катился с техников. Вокруг стояла невообразимая суета.
Штурмовики выбирались из кузовов грузовых авто, строились возле аэропланов. Техники уже проверили исправность двигателей, они и так держали их круглые сутки в полной готовности на случай форс-мажорных обстоятельств, получив соответствующие наставления от генерала Гайданова.
— Все загружено, господин подполковник, — отрапортовал начальник технического обеспечения.
— Хорошо. Посадка, — громко объявил Мазуров.
«Бог ты мой», — вновь не удержал Мазуров восторга, забравшись в «Русского витязя». Он никогда не летал на таком аэроплане. Но приезжал же сюда, осматривал его и внутрь залезал, чтобы получше все рассмотреть, но разве привыкнешь к его огромному салону, похожему на огромную пещеру. Лавки шли вдоль бортов, посредине техники укрепили груз, чтобы он не елозил по полу во время маневров аэроплана, а то орудие, хоть и называется легким, при резком крене аэроплана пробьет его борт как нечего делать. Но чтобы использовать весь объем салона, под потолком разместили платформу, на которой могли уместиться с относительным комфортом человек десять. Поднявшись по лестнице, штурмовики сели на платформу, свесив ноги и держась за поручни. Помимо немалого груза, каждый самолет мог поднять около полусотни человек, что вдвое превышало возможности «Муромцев».
Огромные пропеллеры на крыльях стали медленно вспенивать воздух, потом завертелись быстрее, слившись в круг. Но аэроплан пока не трогался с места, прогревая двигатели.
— Рад приветствовать вас на борту моего аэроплана, — сказал командир эскадры, войдя в салон.
За непринужденной беседой он хотел скрыть свое волнение. Мазуров это почувствовал, ведь аэропланы в боевых условиях еще не испытывались, да и в не боевых — испытания тоже проходили по сокращенной программе, и как бы за такую спешку дорого не поплатиться.
— Как настроение? — продолжил пилот.
— Все отлично, — сказал за всех Мазуров.
— Прошу прощения, господин подполковник, за тесноту и неудобства.
— Главное, чтобы вы нас в сохранности доставили, — сказал кто-то из штурмовиков.
— Сделаю все от меня зависящее. Сейчас взлетаем, приготовьтесь.
Он скрылся в салоне, прикрыв дверь. Звук работающих двигателей стал пронзительнее, огромная махина вздрогнула, не желая сдвигаться с места, потом все-таки медленно покатилась, оставляя на земле колесами неглубокие борозды, выруливая на взлетно-посадочную полосу. Она была не рассчитана ни по прочности, ни по длине на такие тяжелые аэропланы. Ее наспех увеличили, потому что «Русским витязям» требовался больший разгон, нежели любым другим аэропланам.
Пилоты в кабинах вообще не были уверены на все сто процентов, что смогут его поднять. Но если аэроплан разобьется, даже не взлетев, да еще со всем грузом, то после такой катастрофы, пусть и виноваты в этом конструкторы, остается одно — пустить себе пулю в голову.
Одному с крыльями не управиться. Управление было рассчитано на двоих, но, как пилоты ни тянули на себя штурвалы, перекошенные от напряжения, сил двоих поначалу тоже не хватало, чтобы оторвать громадину от земли. Бесконечно долго аэроплан все не мог взлететь. Вполне достаточно, чтобы в головы закралась мысль, что он вообще никогда не взлетит и, когда закончится полоса, завязнет в мягкой земле, поломав об нее шасси. Но наконец колеса оторвались от поверхности, и аэроплан тяжело стал набирать высоту.
Все шесть аэропланов взлетели без происшествий, сбились в стаю. Штурмовики смогли перевести дух. Спустя несколько минут к ним присоединились истребители сопровождения с другого аэродрома, помахивая крыльями в знак приветствия. Где-то в нескольких километрах от них летела вторая и третья группа транспортов и истребителей…
Неторопливые тральщики только выходили на очистку бухты, медленно, как черепахи, они подбирались к минным заграждениям с такой осторожностью, будто мины спали, и они боялись их разбудить.
Они шли парами и тащили под водой длинные стальные тросы, которыми подрезали минрепы, не дававшие минам всплыть на поверхность. Некоторые тральщики были переделаны из рыболовных судов, да и сейчас со стороны казалось, что они заняты прежним делом. Только ловят они рыбу не из плоти и кости, а из металла. Лишь два тральщика были новой конструкции — с гребными винтами, установленными по бокам корпуса, как у допотопных пароходов. Из-за этой технической уловки их усадка стала такой маленькой, что сами тральщики могли не бояться заграждений, но лишь до тех пор, пока они не срезали мины и те, всплыв на поверхность, не начинали раскачиваться на волнах, как сигнальные буйки.
Бомбардировщики и торпедоносцы, даже не обратив внимания на тральщики (слишком маленькая добыча), набросились на стоящие в бухте корабли, среди которых своими размерами выделялся «Зейдлиц». Его наспех усовершенствовали, врезав в палубу пять зенитных установок от той напасти, о которой и не подозревали, когда спускали дредноут со стапелей Киля.
Зенитки изрыгнули огонь почти одновременно. В небесах стали расцветать серые шапки разрывов.
Огромный взрыв полыхнул на входе в бухту. Маяк разваливался, точно его сложили из детских кубиков.
В небе было тесно от аэропланов, в бухте тоже — от скопившихся там судов.
У «Муромца», идущего слева от Клейменова, снесло оба крыла с правой стороны, осколками иссекло борт. Там всех убило. Только пилот, который обслуживал пулемет в хвосте аэроплана, остался жив, но, когда машину завертело волчком, его просто выбросило прочь. Пилот, падая, успел раскрыть парашют и теперь пытался, управляя стропами, сесть на остров. Германцы по нему не стреляли.
Торпеды сорвались с зажимов, одна из них упала в воду вертикально, как бомба, сразу же затонув, другая — плашмя, лопасти ее двигателя стали вращаться еще в воздухе, но она продержалась на поверхности несколько секунд, потом нырнула на волне и больше не показывалась.
Торпедоносец потерял управление, завертелся, и, чтобы в него не врезаться, Клейменов вильнул в сторону.
