Знает ли он, что я была арестована?
И не он ли «оформил» мертвеца так, что подозрение пало именно на меня?
Может быть, и мою серую перчатку он взял себе в заведении у Эльбы не без умысла?
Я должна до всего докопаться!
У светофора, где «мерседес» проскакивает на желтый свет, мы должны были остановиться.
— Проклятье! — ругается мой шофер.
— Я думаю, они поехали прямо, — говорю я, — если они где-нибудь остановились, мы их снова догоним.
— Ах, вы знаете, куда они едут? — спрашивает водитель. Чувствуется, что он разочарован и даже немного расстроен. — Зачем тогда нужно было скрытно следить за ними, да еще не терять их из виду?
Я успокаиваю его: «Нет, точно не знаю. Поэтому было бы лучше, если бы мы не оторвались от „мерседеса“!..»
Зеленый. Он выжимает газ, и мы вскоре догоняем машину Кордеса. Они и в самом деле едут к старой вилле. Я не могу этого понять. Там, где Закгассе уходит вправо, я прошу остановить такси.
— Минуточку, я скоро вернусь!
— Но время идет. Ваших двадцати марок может не хватить.
— Ясно, — говорю я и выхожу из машины.
Я иду по Закгассе. В конце ее, где начинается лестница, ведущая к вилле Кордеса, стоит «мерседес».
Я прохожу еще немного и прислушиваюсь.
Тишина. Свет фонаря достаточно ярок, так что я могу разглядеть номер черного «мерседеса». Запоминаю его и всматриваюсь в темноту.
Но снова оборачиваюсь. Мне кажется, что кто-то идет, ближе… ближе… Короче — я пугаюсь, но все же пытаюсь скрыть свой страх от самой себя, хотя мне и начинает казаться, что бессмысленно одной, безо всякой помощи, без четкого плана преследовать троих мужчин.
Главное — я почти уверена, что они пошли в странную виллу Кордеса. И тогда я смогу позднее, скажем, завтра, с полицией… нет — не с полицией, лучше с доктором Деганом… Да, именно с Деганом я туда заявлюсь.
Завтра? Конечно, сегодня уже очень поздно. Ну, да увидим!
— Ну как, юная фрау? — говорит таксист, когда я снова занимаю место в машине — поймали вы гангстеров?
— Всех троих? Они натренированы — понимаете? Бесшумно смылись… И все кончено. Так-то. А теперь я устала!
Он никак не может представить себе, что ему может так отвечать дама из общества. Брови у него ползут вверх. Он одаривает меня многозначительным взглядом и не говорит ни единого слова.
— Итак, быстро, поехали! — командую я. — К ближайшему отелю.
— Именно здесь? — спрашивает он.
— Да. Если, конечно, здесь поблизости есть какой-нибудь отель.
— Минуточку! — Он выуживает какую-то тетрадку из своего ящичка, включает маленькую лампочку внутри машины и начинает листать тетрадь.
— Тут написано, — бормочет он…
Удивительно, как он разбирает мелкий шрифт при таком свете, да еще при включенном моторе и вибрации всей машины.
— Здесь… — он читает, — отель-пансионат «Рейнгольд». Бланкензее, восемь комнат, пятнадцать спальных мест, горячая и холодная вода, спокойное местоположение, открыт круглый год. Телефон: восемь, десять, шесть…
— Ладно, — прерываю я его чтение. — Везите меня в «Рейнгольд», если это подходит.
— Но у них недешево, — сообщает мне шофер, словно раздумывая. — Двадцать восемь марок — без завтрака.
— Да везите же! — У меня нет никакого желания продолжать этот бесконечный разговор.
Он слегка обижается…
Вскоре он останавливается где-то на боковой улочке у большой виллы в духе старого доброго времени.
Отполированная до глянца металлическая дощечка на одной из башен, стоящих по обе стороны ворот, указывает на то, что именно здесь и помещается отель-пансионат «Рейнгольд».
— Зайдите, пожалуйста, в отель и спросите, есть ли у них отдельные одноместные номера, — прошу я молодого человека.
— Бросать машину — не в моих правилах…
Все-таки он соглашается и идет в здание, все окна которого от первого до последнего этажа освещены.
Я думаю, что было бы не совсем удобным звонить сейчас Дегану. Но мне вспомнилось, что Кордес в аэропорту сказал обоим иностранцам… «самое позднее — послезавтра», и я решаюсь снять на ночь номер.
Через пару минут возвращается шофер в сопровождении довольно полной девушки в черном платье, белом фартучке и с наколкой на голове.
Хорошо, что хоть что-нибудь у нас делают бесплатно. Слава богу! Вообще-то здесь должно быть неплохо за такую-то цену.
— Да, есть здесь для вас подходящая комната, юная фрау, — говорит длинноволосый юноша. — Эй, послушайте, — он вынимает из машины мой чемодан и передает его горничной, — доставьте его на место, фроляйн. А может быть, вам требуется помощь? Я могу подтолкнуть сзади. Ну как?
— Убирайтесь вон, — говорит толстуха, смерив его презрительным взглядом.
Я расплачиваюсь. Молодой человек должен был получить еще две марки и восемьдесят пфеннингов. Я не стала требовать сдачи и дала ему пять марок.
— Премного благодарен, уважаемая… — обрадованно воскликнул он… — И пусть вас не тревожит полиция. Ха-ха!
— Что-что? — не поняла я.
— Ну, из-за этих скрывшихся гангстеров. — Он смеется, прикладывает в знак приветствия два пальца к тому месту, где должен быть козырек, и убирается восвояси.
— Могу я спросить вас, почтенная фрау, что случилось? — Толстушка удивленно смотрит на меня.
Тогда я, улыбаясь, рассеиваю ее сомнения, возникшие после высказывания шофера, и в то время как мы поднимаемся по пологой лестнице, она говорит:
— Вам ужасно повезло, почтенная фрау. Это наша последняя комната. Сразу же, как только наша хозяйка сообщила о ней шоферу такси, раздался телефонный звонок и кто-то спросил комнату. Приди он минутой позднее…
В ее речи — следы диалекта той местности, которую не назовешь ни городом, ни деревней. Ее усилия говорить на правильном немецком производят довольно смешное впечатление.
— Откуда вы родом? — спрашиваю я.
— Из Путцванга, — отвечает девушка. — Это недалеко от Мюнхена, почтенная фрау.
— Да. Я знаю. — Путцванг — ближайшая деревня, совсем рядом с Корнвальдхаймом. Там очаровательная кирха в стиле барокко и большой старый постоялый двор, при котором пивоварня, поэтому он славится и своим превосходным пивом, и своей кухней на всю округу. — Да, конечно, Путцванг. Я иногда останавливалась там поесть, и поэтому хорошо знаю хозяина Кальбаханса…
— В самом деле? — вскрикнула девушка, просияв, и уронила от радости мой чемодан. — Хозяин — мой дядя! — Она стала вдруг по-домашнему простой и добродушной… Никакой строгости в голосе. Мы дошли до дверей…
Три ступени вели наверх. Фонарь на чугунном кронштейне висел над ними. Большая дверь была украшена искусной резьбой… Вагнеровские мотивы, видимо, вдохновили художника: Зигфрид и дракон с раскрытой пастью, Лоэнгрин с обязательным лебедем, Тангейзер, мейстерзингеры… Я сумела рассмотреть,
