Это произошло шесть месяцев назад. А если точнее, то прошло шесть месяцев и две недели…
Да, именно в те дни он вдруг осознал, что нуждается в своей жене, что не может без нее. Осознал с такой остротой, что даже начал испытывать страх за свой рассудок.
Поначалу это открытие ошеломило его — ведь они уже три года почти не общались, почти не разговаривали. Лишь изредка, когда выдавался хороший денек, они, встречаясь где-нибудь в коридоре, могли поприветствовать друг друга, после чего каждый шел своей дорогой.
Конечно, сначала ему не верилось, что его действительно к ней влечет. Он то и дело говорил себе: «Что ж если я иногда и откладываю свою утреннюю прогулку верхом, чтобы еще несколько минут посидеть за завтраком в тот момент, когда Шарлотта входит в столовую, — то вовсе не потому, что хочу посидеть с ней рядом. Нет-нет, вовсе не поэтому, — просто в эти дни, мне, наверное, хочется поплотнее позавтракать».
Когда же Филипп стал возвращаться домой пораньше, примерно в то время, когда Шарлотта принимала в гостиной посетителей, он говорил себе, что просто желает знать, кого она приглашает в дом. До него доходили слухи о том, что у них в доме бывали самые разные люди, — даже такие необычные, как портовые работники, актеры и заморские торговцы. Действительно, почему Шарлотта принимала таких странных гостей?
Порой он уверял себя, что ему просто скучно, вернее, одиноко. Ведь когда вам уже под тридцать, то хочется иметь настоящую семью — любящую и преданную жену и, конечно же, детей, наследников… Причем в наследниках герцог Радерфорд и впрямь нуждался, не так ли? Ведь он обязан был позаботиться о том, чтобы его славный род продолжался…
Но в глубине души Филипп прекрасно знал: все эти его рассуждения — просто отговорка. На самом деле он отчаянно нуждался в Шарлотте, и его с каждым днем влекло к ней все сильнее.
Стыдно признаться, но он даже начал следить за женой. И пытался почаще оставаться с ней наедине, хотя это не очень-то получалось. Помнится, в один из вечеров, когда Шарлотта куда-то отправлялась, он выбежал из дома и застал ее у открытой дверцы кареты.
— Добрый вечер, дорогая. Ты собралась на званый вечер Ливингстонов, не так ли?
Она вздрогнула от неожиданности и взглянула на него с изумлением. Потом молча забралась в экипаж.
— Так ты к Ливингстонам? — допытывался Филипп.
— Да, ваша светлость, — ответила Шарлотта.
Внезапно Филипп тоже забрался в экипаж и захлопнул за собой дверцу. Усевшись напротив жены, он тотчас же ощутил аромат ее духов, аромат жасмина. Точно такой же запах исходил от нее во время их брачной ночи…
Проклятие, он снова почувствовал вожделение! Его влекло к ней неудержимо.
Откашлявшись, герцог проговорил:
— Дорогая, я решил, что мы можем вместе доехать до Ливингстонов. Видишь ли, я тоже к ним собрался. — Эту отговорку он только сейчас придумал. На самом же деле он вовсе не собирался к Ливингстонам. Просто ему хотелось хоть немного — пока они будут ехать — побыть наедине с: Шарлоттой.
Какое-то время ему казалось, что она вот-вот выйдет из экипажа, однако Шарлотта осталась сидеть. Когда же карета тронулась с места, она, пожав плечами, проговорила:
— Как пожелаешь.
Тотчас же отвернувшись от него, Шарлотта уставилась в окно, давая понять, что не хочет с ним разговаривать.
«Неужели она так и будет молчать всю дорогу? — спрашивал Филипп. — Неужели ненавидит меня до такой степени, что даже не хочет смотреть в мою сторону?»
Но с другой стороны, о чем они с женой могли разговаривать? Ведь единственными словами, которые они использовали в своих беседах, были такие слова, как «развод», «скандал», «измена» и «Итан»…
Минута проходила за минутой, а Филипп по-прежнему не отводил глаз от жены. «Какая же она красивая, — думал он. — Уж лучше бы была уродливой…»И действительно, если бы она не была такой красавицей, ему бы, наверное, было легче с ней расстаться. И он наверняка не ревновал бы ее. Впрочем, ревновать Шарлотту он начал совсем недавно. Интересно, почему? Почему до этого не придавал ни малейшего значения тому, что у нее множество любовников?
Возможно, все дело в бунте, который она устроила. Шарлотта заводила любовников и нисколько этого не скрывала — напротив, с величайшим удовольствием всем и каждому давала понять, что у нее их — великое множество. Филипп давно уже подозревал, что тем самым Шарлотта пыталась добиться его согласия подать на развод. Причем настроена она была весьма решительно. Какое-то время Филипп делал вид, что ему безразличны скандалы, связанные с поведением его жены, но теперь изображать безразличие становилось все труднее. Более того, теперь он все сильнее ревновал жену и одновременно, как ни странно, восхищался ею. Да-да, восхищался, хотя ему ужасно не хотелось это признавать.
Тут она вдруг повернулась к нему и спросила:
— Чего ты от меня хочешь? Чего добиваешься?
Он хотел бы ненавидеть ее так же, как ненавидела его она. И ему очень хотелось бы забыть о ней, не обращать на нее ни малейшего внимания и жить так же, как прежде. Но, увы, теперь он не мог этого сделать, теперь он думал о ней постоянно, и его неудержимо к ней влекло.
Пожав плечами, Филипп пробормотал:
— Ничего не добиваюсь.
— Почему же ты смотришь на меня? — спросила она, нахмурившись.
Он изобразил удивление:
— А куда мне смотреть?
Шарлотта в раздражении фыркнула. Точно так же она когда-то фыркала, когда злилась на Итана, он, Филипп, тогда очень веселился… Нет-нет, не надо думать о ее брате! После того как Итан едва не сбежал с Джоанной, он старался не вспоминать об этом человеке, старался забыть о нем.
Да, он по-прежнему был зол на Итана и на Джоанну, но ведь Шарлотта не была виновата в их поступке…
Впрочем, какой смысл теперь вспоминать о прошлом? Ведь ему при всем желании не удастся изменить прошлое.
Она снова от него отвернулась, но он по-прежнему смотрел на нее, вернее, любовался ею. Ей очень шло ярко-голубое платье — такое же яркое, как цвет ее глаз. А бриллиантовое колье, сверкавшее у нее на шее, невольно привлекало внимание к ее слишком уж нескромному декольте.
Проклятие, ну почему она носит такие вызывающие платья?!
Филипп чувствовал, что все сильнее возбуждается, глядя сейчас на жену. Он пытался совладать с собой, пытался взять себя в руки, однако у него ничего не получалось. Да, он ничего не мог с собой поделать и из-за этого ужасно злился на самого себя и на Шарлотту.
Наконец экипаж замедлил ход. Они подъезжали к особняку Ливингстонов. Когда же карета остановилась у парадного входа, Шарлотта, снова повернувшись к нему, проговорила:
— Мы давно не ездили в гости вместе. Странно, что сегодня ты решил присоединиться ко мне. — Немного помолчав, она добавила: — Но надеюсь, ты не ждешь от меня танца.
— Нет, не беспокойся, дорогая. Я лишь хотел воспользоваться твоим экипажем, вот и все. Полагаю, нам не нужно проводить вместе много времени. — О Господи, как же он хотел, чтобы Шарлотта танцевала только с ним. Более того, его охватывал гнев, когда он представлял ее в обществе другого мужчины.
— Вот и хорошо. — Она одарила его чарующей улыбкой. — Я уверена, лорд Каллен с нетерпением меня дожидается.
Филипп старался придать себе безучастный вид — он не привык к ревности. Уже выходя из кареты, он сказал:
— Спасибо за информацию, дорогая. Однако я хотел бы кое-что напомнить… Даже если ты станешь наставлять мне рога с каждым встречным, я не разведусь с тобой.
Улыбка Шарлотты померкла, и она в раздражении проговорила:
