Шарлотта, взглянув на мужа.
Филипп заставил себя улыбнуться:
— Да, я действительно заинтригован. — Повернувшись к слуге, он произнес: — Оставь нас.
Как только дверь за слугой закрылась, герцог снова посмотрел на жену:
— Дорогая, быть может, твоя горничная внезапно заболела? Или ты просто пытаешься обольстить меня своим видом?
Шарлотта весело рассмеялась:
— А может, ты уже обольщен?
Герцог едва заметно нахмурился:
— Дорогая, что все это значит?
Внезапно смутившись, Шарлотта потупилась и провела пальцем вдоль края стола. «Может, налить себе стакан сока, чтобы хоть чём-то занять руки?» — подумала она.
— Так что же все это значит? — повторил вопрос Филипп.
— Не обращай внимания, — пробормотала Шарлотта. — Ты вчера сказал, что я могу делать все, что захочу, верно? Вот я и решила, что сегодня хочу целый день ходить в ночной рубашке. — Шарлотта вдруг вскочила на ноги и, отступив от стола, присела в реверансе. Ухмыльнувшись, сказала: — Ах, простите, ваша светлость, я забыла поприветствовать вас должным образом.
Филипп сложил газету и отложил ее в сторону. Внимательно посмотрев на жену, проговорил:
— Полагаю, дорогая, ты хочешь проверить меня. Хочешь посмотреть, как я отреагирую на твое странное поведение.
— Довольно скандальное поведение, не так ли?
Герцог поднялся на ноги.
— Если не возражаешь, дорогая, я присоединюсь к тебе.
Шарлотта с усмешкой заявила:
— Ты не сделаешь этого! Твое положение не позволит тебе так поступить!
Филипп со смехом развязал галстук.
— Разве не помнишь, Шарлотта? — Скинув сюртук, он повесил его на спинку стула.
— О чем я должна помнить? — Она взглянула на мужа с недоумением.
Он весело рассмеялся и стащил с себя жилет.
— Разве ты забыла, что я предпочитаю спать голышом? Шарлотта в смущении потупилась; ей тотчас же вспомнилось, как выглядело в мерцающем свете свечи обнаженное тело Филиппа. И вспомнились его ласки — нежные и страстные, заставлявшие ее стонать и трепетать…
— Дорогая, почему ты краснеешь? — прошептал Филипп.
Напомнив себе, что теперь она — уже совсем не та молоденькая девушка, которой была когда-то, Шарлотта с вызовом вскинула подбородок и, взглянув мужу прямо в глаза, заявила:
— Полагаю, что тебе нет необходимости снимать все это. — Она указала на сюртук и жилет мужа. — Даже если ты разденешься догола, ты все равно останешься герцогом. А я останусь герцогиней лишь до конца бракоразводного процесса. Так зачем тебе ронять свое достоинство?
Шарлотта прекрасно понимала, что ее речь прозвучала не очень-то убедительно. Однако Филипп кивнул и принялся заправлять в брюки рубашку, которую уже собирался снимать.
— Как пожелаешь, любовь моя.
«Любовь моя»? Ах, сколько раз он шептал эти слова ей на ухо перед свадьбой… И какой же дурой она была, когда верила ему…
Поморщившись, она проговорила:
— Я хочу, чтобы ты называл меня просто Шарлоттой, понятно?
Филипп с улыбкой кивнул:
— Да, конечно. Но тогда и ты называй меня только по имени. А если уж не можешь забыть про мой титул, то тогда прибавляй к нему «о, высочайший», — добавил он со смехом.
Шарлотта тоже рассмеялась.
— А может — «ваше величество»? — спросила она.
Филипп с улыбкой пожал плечами:
— Можно и так, если это доставит тебе удовольствие.
«Ах, какой же он сейчас милый, какой обаятельный, — подумала Шарлотта. — Неудивительно, что я с такой легкостью влюбилась в него когда-то, что поверила ему. Ведь я полагала, что он всегда будет таким…»
Да, тогда, три года назад, она ужасно сглупила. Но теперь-то она прекрасно знала, что Филипп — совсем не такой, так почему же она решила остаться? Неужели и сейчас настолько глупа? Или муж каким-то непостижимым образом заставил ее так поступить? Но как он мог ее заставить?.. Ведь он же сказал, что в любом случае согласен на развод, не так ли?
Но выбор сделан, и уже поздно покидать Рутвен-Мэнор. Что ж, хорошо, она останется еще на двенадцать дней. Следует твердо усвоить: они никогда не будут счастливы — чтобы ни утверждало ее сердце.
Да-да, она никогда не забудет боль, которую испытала после его предательства. Никогда не забудет!
Тут Филипп поднял с пола свой галстук и, уставившись на него, пробормотал:
— Похоже, мне и впрямь следует одеться. Но если в будущем ты вдруг пожелаешь…
— За что ты любишь меня? — перебила Шарлотта. — Ты ведь утверждаешь, что любишь меня, не так ли?
Он тяжело вздохнул и снова взглянул ей в глаза. Протянув руку, ухватился за спинку стоявшего рядом стула, и Шарлотте показалось, что пальцы его дрожат.
— Что же ты молчишь, Филипп? — прошептала она.
— Я люблю тебя потому… — Он судорожно сглотнул, — Потому что ты, Шарлотта, олицетворяешь все живое и яркое, что есть в этом мире. Ты учишь меня тому, что значит быть живым. Ты видишь во мне просто человека, а не герцога. И поверь, я очень хочу стать достойным тебя. Я постоянно о тебе думаю. И пытаюсь представить, чем ты занимаешься, когда тебя нет рядом со мной. В такие минуты я тоскую по твоему голосу, по твоему запаху, по твоему взгляду. Я ужасно тоскую по твоим чудесным глазам, Шарлотта. А когда я с тобой… — Филипп умолк и шумно выдохнул; казалось, он задыхался после быстрого бега.
— Да-да, я слушаю тебя, — кивнула Шарлотта; она вдруг поняла, что сердце ее гулко забилось в груди. — Продолжай, Филипп.
Он прошелся по комнате, потом вновь заговорил:
— А когда мы вместе, мне приходится просто беседовать с тобой. Хотя на самом деле мне очень хочется обнять тебя, поцеловать, прижать к груди… Хочется поверить хотя бы на мгновение, что ты действительно моя. Моя не потому, что мы связаны узами брака, а потому, что ты любишь меня и желаешь меня так же, как я тебя. — Из его горла вырвался стон, похожий на крик раненого животного, страдающего от боли. Снова ухватившись за спинку стула, он продолжал: — Даже сейчас я должен держаться за этот стул, — иначе не сдержусь и попытаюсь обнять тебя, Шарлотта, хотя я прекрасно знаю, что ты терпеть меня не можешь.
Она тихо вздохнула и прошептала:
— Наверное, я зря заставила тебя говорить это.
Он пожал плечами:
— Да, возможно. А сейчас… Думаю, тебе надо пойти в спальню и одеться по-человечески. Иначе… — Филипп криво усмехнулся, — Иначе я могу забыть об элементарных правилах приличия.
В голосе его прозвучали нотки отчаяния, поразившие Шарлотту. Невольно отступив на шаг, она повторила:
— Да, я зря заставила тебя говорить. — Слова мужа все еще звучали у нее в ушах, и она была почти уверена, что всю ночь будет их слышать.
Но поразили ее не только слова Филиппа, но и его глаза. Боже праведный, как же она могла считать их холодными?! Ведь сейчас в них была такая боль, такая тоска, что даже страшно становилось… Не в силах выдержать взгляда этих серебристых глаз, Шарлотта отвернулась. Она боялась, что невольно поверит ему,
