выбило ее из колеи. Роберт Госпел был ее самым близким другом, и она чертовски тяжело это восприняла. В общем, она не в форме.
Аллейн помолчал.
— Очень жаль, — сказал он в конце концов. — Очень, очень жаль. Я хотел по возможности избавить ее от появления на следствии.
— А когда оно начинается?
— Завтра утром, сэр. Каррадос смерил его взглядом.
— Конечно, она будет не очень подготовлена к таким вещам. Думаю, что врач запретит ей выходить. Да и сегодня вам с ней поговорить не удастся. Даже если бы я побеспокоил ее, а делать это у меня нет ни малейшего желания, потому что она лежит в постели, я уверен, что она отказалась бы. Это окончательно.
В этот момент отворилась дверь и вошел лакей.
— Ее милость поручила мне передать вам, что, если мистер Аллейн согласен уделить ей несколько минут, ей было бы приятно его видеть.
Он помедлил и в наступившем крайне неловком молчании осторожно притворил дверь.
Глава 16
Леди Каррадос вспоминает
Аллейн последовал за лакеем наверх, оставив Фокса в библиотеке улаживать идиотскую ситуацию.
Лакей передал Аллейна на попечение служанке, которая и провела его к леди Каррадос. Она не лежала в постели. Она находилась в своем будуаре, сидя прямо на голубом стуле с высокой спинкой, и было понятно, почему Пэдди О'Брайен сравнивал ее с Мадонной. Увидев Аллейна, она протянула ему руки, он взял их, и ему тут же пришло в голову: «Она — английская леди, и руки у нее английской леди, тонкие, инертные, истинно изысканные точеные руки».
— Родерик! — сказала она. — Я ведь могу называть вас Родериком, нет?
— Полагаю, да, — ответил он. — Мы так давно не виделись, Ивлин.
— Уж очень давно. Ваша мать иногда рассказывает мне о вас! Мы по телефону нередко с ней разговариваем. Она так добра и отзывчива, Родерик, и она говорила мне, что и вы такой же. Сядьте и курите. Мне бы хотелось видеть в вас не великого детектива, а старого друга.
— И я хотел бы чувствовать себя старым другом, — сказал Аллейн. — Хочу вас уверить, Ивлин, что, когда лакей передал ваше пожелание, я как раз просил о возможности увидеть вас.
— Официальный визит?
— Да, к сожалению. Но, пригласив меня, вы сделали его куда приятнее.
Она сцепила тонкие пальцы, и Аллейн, заметив голубоватые отсветы на суставах, вспомнил, как Трой хотела написать их.
— Полагаю, — сказала леди Каррадос, — Герберт не хотел, чтобы вы видели меня?
— Ему сама мысль об этом не очень понравилась. Ему показалось, что вы слишком утомлены и потрясены.
— Да, — она слабо улыбнулась, и трудно было понять, не скрывалась ли ирония за этим «да». — Да, он очень заботлив. Что вы хотите узнать от меня, Родерик?
— Хочу получить ответы на, боюсь, довольно скучные вопросы. Примите заранее мои извинения. Я знаю, вы с Банчи были друзьями.
— Как и вы. — Да.
— Каков же ваш первый вопрос?
Аллейн заговорил о последнем эпизоде в холле, но понял, что ничего нового она ему рассказать не может. Леди Каррадос отвечала быстро и кратко. Он чувствовал, что его вопросы пока не имеют для нее особого значения и что мыслями она вся в ожидании, в беспокойстве по поводу того, что еще может всплыть. Стоило ему заговорить о зеленой гостиной на верхнем этаже, как он понял, что подобрался к ней ближе, и почувствовал глубокое отвращение ко всему тому, что ему требовалось предпринять. Тогда он заговорил твердо и без экивоков:
— В зеленой гостиной стоит телефонный аппарат. Мы знаем, что он разговаривал по телефону и беспокоился, как бы его не подслушали. Ивлин, говорят, что в этой гостиной вы оставили сумочку. Это так?
— Да.
— Димитрий вам возвратил ее?
— Да.
— Когда это произошло?
— Вскоре после того, как я поднялась туда из комнаты для ужинов — примерно в половине первого или без четверти час.
— Не позже часа?
— Нет.
— Скажите, пожалуйста, а почему вы в этом уверены?
— Потому, — сказала леди Каррадос, — что я внимательно следила за часами.
— Правда? Разве для этого чрезвычайно удавшегося бала наступал какой-то особый момент?
— За временем часто приходится следить. Если после ужина гости не разбегаются, значит, можно сказать, что бал удастся.
— Где вы находились, когда Димитрий возвращал вам сумочку?
— В бальной зале.
— Вы не заметили там Банчи в это же время?
— М-м… не думаю… Сейчас вспомню.
Руки сплетались и сжимались все крепче и отчаяннее, словно именно между ладонями хранила она свою тайну. Если бы этого можно было избежать! Губы стали совершенно белыми.
Дверь отворилась, и вошла Бриджет. Вид у нее был заплаканный.
— О Донна, — проговорила она, — прости, пожалуйста. Я не знала…
— Это моя девочка, Родерик. Бриджет, это дядя Сары.
— Здравствуйте, — сказала Бриджет. — Вы детектив?
— Угу, детектив.
— Сара говорит, что вы на самом деле светский человек.
— Очень мило с ее стороны, — буркнул дядя Сары.
— Надеюсь, вы не будете сильно мучить вопросами мою мать, — сказала Бриджет, садясь на подлокотник стула.
— Стараюсь не мучить. Возможно, вы нам поможете. Мы говорим о прошлой ночи.
— Ну а вдруг я расскажу вам что-нибудь ужасно важное, даже не подозревая о том, насколько это важно. Невозможно?
— Это произошло раньше, — улыбнулся Аллейн. — Мы говорили о сумочке вашей матери.
— А! Которую она забыла наверху, а я нашла?
— Бриджи! — прошептала леди Каррадос. — О Бриджи!
— Донна, лапочка, все в порядке! Это ничего общего не имеет с Банчи. Э! Он же был там, да? В комнате для ужинов, когда я принесла тебе сумочку!
Сидя на ручке кресла с подголовником, Бриджет не могла видеть лица своей матери, и Аллейн подумал: «Так, теплее, теплее».
— Значит, это именно вы, — сказал он, — возвратили сумочку в комнате для ужинов, так?
Леди Каррадос внезапно откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
— Да, — подтвердила Бриджет, — и она была просто-таки набита деньгами. Но при чем тут сумочка? За ней скрывается какая-то тайна? То есть мотивом были в самом деле деньги, а убийца полагал, что это
