Впечатление это произвело на меня поразительное. Я видела это во сне. Я не могла выбросить это из головы. Я листала книгу, зная, что непременно наткнусь на это место, боялась думать об этом и… все же читала. Я даже это зарисовала.
— Наверное, помогло.
— Не думаю. Мне кажется, многие люди даже с меньшим воображением в душе боятся полицейских. Так было и со мной. Я об этом никогда не говорила, но видите, стоило нам с вами столкнуться с подобным делом, которое закончится тем, что вы кого-то арестуете, я уже поняла… — голос ее дрогнул. — Затем процесс, и все закончится… — в нервном порыве она дотронулась до его головы, — вы здесь ни при чем, и я так переживала, чтобы вы были ни при чем.
Аллейн притянул ее руку к губам.
Наступила тишина. Все, что он когда-либо чувствовал, малейшая frisson,[47] сильнейшее горе, минимальное раздражение, величайшая радость, любая мелочь, доставлявшая наслаждение, — все казалось лишь преддверием к этому моменту, когда ее рука мягко прижималась к его губам. Он встал и склонился над ней, и, по-прежнему держа ее руку, словно талисман, произнес сквозь ее ладонь:
— Все должно быть правильно. Клянусь, что так и будет. Не могу же это чувствовать я один! Трой!
— Не теперь, — прошептала Трой. — Сейчас больше не надо. Пожалуйста.
— Хорошо.
— Пожалуйста.
Он склонился еще ниже, сжал обеими руками ее лицо и поцеловал ее прямо в губы, чувствуя, что поцелуем вдыхает в нее жизнь. Затем разжал руки.
— И не надейтесь, что я попрошу у вас прощения, — сказал он. — Вы не имеете права не обращать на это внимания. Вы, девочка моя, уж слишком особенны. Я ваш мужчина, и вы это знаете.
Они смотрели друг другу в глаза.
— Этого-то и недоставало, — добавил Аллейн. — Решительного мужика.
— Наглого индюка, — недовольно возразила Трой.
— Знаю-знаю, но в конце концов это не показалось вам нестерпимым. Ради бога, Трой, почему нам не быть честными друг перед другом? Когда я вас поцеловал, страсть охватила вас, как пламя. Не мог же я это выдумать!
— Нет.
— Казалось, всем телом вы кричали о том, что любите меня. Как мне не быть решительным?
— А как мне остаться безразличной?
До него дошло, что она действительно потрясена происшедшим, и тогда волна невыразимой жалости нахлынула и затопила все его мысли.
— Пппростите, — он начал даже заикаться. — Простите, ради бога!
— Сейчас, — медленно произнесла Трой, — позвольте, я уйду. Мне надо все обдумать. Я постараюсь быть откровенной. Уверяю, я не думаю, что любила вас. Мне кажется, что я и не могла бы полюбить вас, — ведь меня возмущало, что, когда бы мы ни встретились, вы то и дело что-то требовали от меня. А физической любви я не понимаю. Не знаю, что она означает. Я была просто испугана. Вот и все.
— Идите. Подождите минутку, я вызову такси.
Он позвонил и вызвал такси. Возвратившись, он увидел ее перед камином со шляпой в руке — она казалась маленькой и потерянной. Он принес ее пальто и набросил ей на плечи.
— У меня какая-то слабость, — сказала Трой. — Когда я согласилась прийти, мне казалось, что все пройдет мирно и безлично. У вас был измотанный вид, и вы были озабочены, а прийти — это было так легко. А теперь видите, как все повернулось.
— Разверзлись небеса, и выпали все звезды. А я за этот час словно объехал вокруг света. А теперь и вы еще должны оставить меня.
Он проводил ее до такси и перед тем, как захлопнуть дверцу машины, сказал:
— Ваш самый преданный индюк.
Глава 28
Аллейн размещает главных персонажей
Аллейн вошел в кабинет помощника комиссара как раз, когда часы в кабинете пробили без четверти девять.
— Привет, Рори.
— Добрый вечер, сэр.
— У вас глаз тренированный, и вы, несомненно, заметили, что моей секретарши на месте нет. Так что можете обойтись без официальных тонкостей. Садитесь и зажигайте трубку.
— Благодарю вас, — сказал Аллейн.
— Немного не в своей тарелке, а?
— Да, есть немного. Я буду выглядеть полным ослом, если они не решатся.
— Разумеется. Это важное дело, старший инспектор.
— Мне ли этого не знать, сэр!
— Кто придет первым?
— Сэр Герберт и леди Каррадос.
— Кто-то уже здесь?
— Все, кроме Димитрия. Фокс известил их о месте. Его кабинет, мой, комната ожидания, комната задержания. Как только появляется Димитрий, Фокс тут же придет и доложит.
— Хорошо. Тем временем давайте-ка снова просмотрим весь план действий.
— Ну что ж, — произнес помощник комиссара после того, как они еще раз обговорили намеченное, — все, правда, висит на волоске, но может и сработать, и, насколько я понимаю, это зависит от того, как вы возьметесь за них.
— Благодарю вас, сэр, — твердо ответил Аллейн, — за эти слова поддержки.
Часы в кабинете помощника комиссара пробили девять. Аллейн принялся выколачивать свою трубку. Послышался негромкий стук в дверь, и вошел Фокс.
— Сэр, — сообщил он, — мы все готовы.
— Очень хорошо, Фокс. Проводите их.
Фокс вышел, и Аллейн окинул взглядом два стула под центральной люстрой и помощника комиссара, точно замершего в свете зеленой лампы, горевшей у него на столе. Сам Аллейн стоял возле камина.
— Сцена готова, — тихо произнес голос из-за зеленой лампы, — и занавес поднимается.
На минуту в кабинете повисла тишина, а затем дверь снова отворилась.
— Сэр Герберт и леди Каррадос, сэр.
Когда они вошли, Аллейн направился им навстречу, приветствовал, как положено, и представил помощнику комиссара. В том, как Каррадос пожимал руки, чувствовалась занятная смесь высокомерия, какое бывает разве только у королевского наместника, и стоицизма первых христианских мучеников.
Помощник комиссара был с ними предельно краток:
— Леди Каррадос, добрый вечер. Сэр Герберт, добрый вечер. В связи с тем, что мы со старшим инспектором Аллейном получили дополнительную информацию, было решено пригласить вас сюда и обсудить ее. Так как дело находится в руках мистера Аллейна, вести беседу я предоставляю ему. Не присядете ли вы оба?
Они сели. Свет падал на их лица сверху, отбрасывая на глаза и скулы резкие тени. Обе головы, как по команде, повернулись к Аллейну.
— Большая часть из того, что мне следует сообщить, — начал Аллейн, — имеет отношение к вам, сэр Герберт.
— В самом деле? — переспросил Каррадос. — Мне казалось, Аллейн, что, когда мы с вами
