После чая она вернулась к себе в комнату.
— Вчера утром вы все были в ратуше? — спросил Аллейн. — Кто пришел туда первым?
— Дина Коупленд, пожалуй, — быстро ответил Джоуслин. — Когда мы пришли, она уже была там. Она всегда приходила первой.
Аллейн отметил это у себя в блокноте и продолжал:
— Кто-нибудь из вас обратил внимание на положение и внешний вид рояля?
При упоминании о рояле все Джернигэмы, казалось, пришли в замешательство.
— Мне кажется, что да, — тихим голосом произнесла мисс Прентайс. — Он стоял там же, где стоял во время спектакля. Вероятно, девушки сделали драпировку и поставили горшки с цветами в пятницу. Я рассматривала его довольно подробно, так как… я должна была играть на нем.
— Боже милосердный! — воскликнул эсквайр. — Я вспомнил. Ты бренчала какую-то жуткую мелодию.
— Джоуслин, дорогой, прошу тебя! Я только дотронулась до клавиш — правой рукой. Не левой, — сказала мисс Прентайс со своей сверхкроткой улыбкой на устах.
— Это было вчера утром, не так ли? — спросил Аллейн. — Теперь, мисс Прентайс, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Когда вы испытывали рояль, вы совсем не пользовались левой педалью?
— О, теперь я и сама хотела бы это знать. Дайте подумать. Итак, я села за рояль. Полагаю, я пользовалась левой педалью. Мне всегда казалось, что с левой педалью музыка звучит гораздо приятнее. Да, пожалуй, вне всякого сомнения, я пользовалась левой педалью.
— В это время кто-нибудь находился поблизости? — спросил Аллейн.
Мисс Прентайс бросила на него укоризненный взор.
— Идрис, — прошептала она. — Мисс Кампанула.
— Стоп, минутку! — воскликнул Джоуслин. — Я все вспомнил. Элеонора, ты села и что-то бренчала одной рукой, а затем мисс Кампанула подошла и спросила, почему ты не испробуешь левую педаль, чтобы посмотреть, как она работает.
— Она это сказала, — тихо произнес Генри. — И, конечно, только так она могла бы поступить.
— А ты встала и ушла, — сказал эсквайр. — Старушка Камп… ну, Идрис Кампанула… издала короткий смешок, плюхнулась на стул и…
— Полились звуки прелюдии! — закричал Генри. — Ты абсолютно прав, отец. Бом. Бом! Бом!! А затем она нажала на левую педаль. Вот так, сэр, — добавил он, повернувшись к Аллейну. — Я наблюдал за ней. Я ручаюсь за это.
— Хорошо, — сказал Аллейн. — Идем дальше. Это было вчера утром. В котором часу?
— Как раз перед тем, как мы ушли, — ответил Генри. — Примерно в полдень.
— И… я знаю, что мы уже говорили об этом, но это важно… Вы ушли оттуда все вместе?
— Да, — сказал Генри. — Мы втроем уехали на машине. Я помню, как Дина хлопнула задней дверью как раз в тот момент, когда мы отъезжали. К этому времени все начали расходиться.
— И никто из вас больше не возвращался в ратушу до вечера? Понятно. Когда вы пришли без четверти семь, вы нашли там мисс Коупленд?
— Да, — сказал Джоуслин.
— Где она стояла?
— На сцене, со своим отцом, ставила цветы в вазы.
— Занавес был задернут?
— Да.
— Что вы все начали делать?
— Я пошел в свою уборную, — сказал эсквайр.
— Я остался в комнате отдыха и немного поболтал с Диной, — улыбнулся Генри. — Ее отец был на сцене. Через минуту-другую я тоже прошел в мою уборную.
— Вот! — выкрикнул Джоуслин и свирепо посмотрел на мисс Прентайс.
— Что, дорогой?
— Эти девушки хихикали перед входом в ратушу. А что, если кто-либо из них решил устроить такую проделку с роялем?
— Отец, дорогой! — укоризненно произнес Генри.
— Им было строго-настрого запрещено прикасаться к инструменту, — сказала мисс Прентайс.
— Когда пришли остальные? Доктор Темплетт и миссис Росс, например? — спросил Аллейн.
— Они пришли не раньше половины восьмого, — ответил Генри. — Дина страшно волновалась, и мы все тоже. В конце концов она позвонила миссис Росс в коттедж. Прошла тысяча лет, пока мы дозвонились. Телефон в ратуше — спаренный с телефоном в доме ректора, и мы сначала долго вертели ручку, пока у ректора не сняли трубку, и, наконец, когда нас соединили с домом миссис Росс, никто не ответил. Мы подумали, что она уже вышла.
— Она пришла вместе с доктором Темплеттом?
— О да, — прошептала мисс Прентайс.
— Телефон находится в вашей уборной, господин Джернигэм, не так ли?
— Нашей с Генри. Мы все там были рядом с телефоном.
— Конечно, — сказал Аллейн.
Он внимательно вглядывался в их лица. Наступившую тишину нарушил звон воскресных утренних колоколов. Мисс Прентайс встала.
— Большое вам спасибо, — сказал Аллейн. — Думаю, я понял, что вы делали эти два дня. В пятницу после полудня мисс Прентайс ходила в церковь, господин Джернигэм был на охоте, господин Генри Джернигэм отправился на прогулку. Возвращаясь из церкви, мисс Прентайс встретила господина Генри и мисс Коупленд, которые сами случайно встретились на Топ-лейн. Было около трех часов пополудни. Господин Генри Джернигэм вернулся домой окольной дорогой, а мисс Прентайс той же верхней дорогой. Мисс Прентайс прошла в свою комнату. В пять часов у вас была репетиция в этой комнате, и все видели револьвер. Вы все втроем ужинали дома и после этого больше никуда не выходили. В пятницу после полудня несколько ваших помощников из Молодежного общества работали в ратуше примерно в течение часа, но, похоже, в половине третьего, когда мимо проходила мисс Прентайс, они уже закончили. В субботу, то есть вчера утром, доктор Темплетт и миссис Росс заезжали сюда за галстуком. Вы все пошли в ратушу, а вы, сэр, поехали в Грейт-Чиппинг. Вы все вернулись на обед домой. К этому времени рояль был уже задрапирован и уставлен горшками с геранью. После обеда господин Генри Джернигэм гулял. Насколько мне известно, только доктор Темплетт и миссис Росс заходили в ратушу вчера после обеда. Без четверти семь вы все пришли туда на спектакль.
— Превосходно, сэр, — сказал Генри.
— О, я все это записал, — сказал Аллейн. — Моя память не слишком надежна. Теперь что касается ваших нот, мисс Прентайс. Когда вы поставили их на рояль?
— О, в субботу утром, конечно.
— Понятно. До этого они находились здесь?
— О нет, — сказала мисс Прентайс, — не здесь, знаете ли.
— Тогда где же?
— В ратуше, естественно.
— Они всегда там находятся?
— О нет, — сказала она, очень широко раскрыв глаза, — зачем же?
— Я понятия не имею. Когда вы отнесли их в ратушу?
— В четверг вечером, для генеральной репетиции, разумеется.
— Понятно. Вы играли на генеральной репетиции?
— О нет.
— Боже милосердный! — воскликнул Джоуслин. — Почему, черт возьми, ты не можешь говорить по существу, Элеонора? Она хотела играть в четверг вечером, но ее палец был, как тухлая сосиска, — объяснил он Аллейну.
Мисс Прентайс одарила Аллейна мученической улыбкой, слегка покачала головой, глядя на перевязанный палец, и с беспокойством посмотрела на часы.