— Неплохая девочка, кажется. Ребенок еще, совсем ничего не смыслит. Похоже, что она Рону Хьюзу приглянулась.
— Рону! — презрительно усмехнулась Мэйбл.
— А что, — ведь и ты с ним когда-то гуляла. Мэйбл умолкла, погрузившись в воспоминания, не позволявшие ей отчитать Бидди как следует.
— Надо будет предупредить ее, — сказала Бидди.
Лила и Сэди присоединились к отдыхавшим девушкам. Лиле было лет пятнадцать, у нее были мягкие белокурые волосы и почти детская фигурка.
Она присела рядом со мной; когда я улыбнулся ей, она смутилась, и я почувствовал, что она не способна ответить мне такой же дружеской улыбкой. В замешательстве она отвернулась и стала смотреть на Сэди. Подруга продолжала прерванный разговор.
— Почти целых две недели он каждый вечер поджидал меня на углу.
— О ком ты говоришь? — с интересом спросила Мэйбл.
— О том парне, который приезжает за тобой после работы в своей машине, чтобы отвезти домой? — вмешалась Бидди.
— Ага, — подтвердила Сэди.
— Почему же ты не хочешь поехать с ним? — спросила Бидди.
— Я бы не заставила себя ждать, — сказала Мэйбл.
— Неужели? Чтобы потом возвращаться домой пешком? — заметила Сэди.
В ее голосе звучал цинизм, — видно было, что она хорошо знает, чем кончаются подобные прогулки.
— Днем он с тобой ничего не сделает, — сказала Бидди, — пока не стемнеет, ты в безопасности.
— Да, конечно, но он предлагает сначала поужинать где-нибудь.
— Ну, — всегда можно заставить его что-то рассказать, можно сидеть нога на ногу, можно курить и держать сумку на коленях… — Бидди готова была дать еще множество советов, но Сэди ее перебила:
— Довольно трудно болтать без умолку, если в мыслях у тебя одно — что он сейчас сделает. А в машине только об этом и думаешь. Вдруг он свернет в какой-нибудь пустырь. И как бы это помешать ему остановить машину, прежде чем доедем до нашей калитки. Смогу ли я с ним справиться? Запомни: эти кавалеры на одну ночь знают все ходы и выходы. На этой неделе у него ты, а на следующей уже другая. Думаешь, они станут слушать о том, что ты хочешь учиться играть на пианино или что-нибудь в этом роде? Все они на один лад, не дают тебе прохода, пока ты не уступишь, ну а акушерку искать, чтобы она тобой занялась где-нибудь в темной каморке, тебе уж придется самой: кто тебе тогда поможет?
— А почему бы не пойти к маме? — робко произнесла Лила, желая показать, что и она кое-то смыслит и что такие разговоры ей не в новинку.
Ее слова были встречены смехом:
— Вот-то было бы представление, — сказала Мэйбл. — Воображаю, как набросились бы на тебя старики.
— Если тебе когда-нибудь придется обратиться к матери, — сказала Сэди, положив руку ей на плечо, — знай наперед, что она тебе ничем не поможет. Она от тебя отвернется, — а зачем это тебе надо? Стоит только рассказать ей о своих похождениях в парке — и пиши пропало. Добром это не кончится.
Лила повесила голову.
— Мужчины! — прошептала Мэйбл, о чем-то задумавшись. — Мужчины!
— А как твой кавалер, Мэйбл? — спросила Бидди.
— Ты имеешь в виду Леса? Все хорошо.
— Ты с ним часто видишься? — спросила Сэди.
— Каждую среду — вечером.
— А по другим дням вы не встречаетесь?
— Нет.
— Значит, он женат.
— Ничего подобного.
— А он не говорит тебе, почему вы не можете видеться чаще?
— Он занят на работе.
— Чепуха! Все они это говорят.
— Я уверена, что он не женат. — В голосе Мэйбл звучала тревога.
— Сколько ему лет?
— Года тридцать три. — Конечно, женат. Это тот парень, с которым я тебя встретила в прошлую среду, верно?
— Да.
— По виду он явно женат. Выглядит усталым. Давно не стрижен, донашивает свой свадебный костюм. Он хоть раз приглашал тебя в кино?
— Он не любит кино.
Сэди иронически рассмеялась:
— Не любят кино женатые. Боятся, что их кто-нибудь там увидит. А где он живет?
— В Футскрэй.
— Ты знаешь, на какой улице?
— Нет, я никогда его не спрашивала. Конечно, он бы мне сказал.
— Спроси у него улицу и номер дома, скажи, что тебе хотелось бы как-нибудь написать ему. Пари держу, — он тебя отошьет.
— Никогда он этого не сделает.
— А ты попробуй.
— Обязательно попробую.
Прозвенел звонок. Через пять минут он зазвонит снова, и тогда девушки уже должны будут стоять у своих машин, в ожидании, когда завертятся шкивы и заработают приводные ремни.
Девушки встали и пошли к воротам. У входа образовался затор — задние положили руки на плечи стоявших впереди и, медленно переставляя ноги, двигались, словно узники, устремив взгляд на мрачное здание фабрики, где их ждали пока еще безмолвные машины.
Я стоял позади, рядом с Лилой Хэйл, что-то искавшей в своей сумочке.
— Итак, снова за работу, — сказал я, безнадежно махнув рукой. — А на солнышке так хорошо!
— Еще бы!
— Вы здесь ведь недавно работаете?
— Всего четыре дня.
— Ну и как вам нравится?
— Да как вам сказать, — она помедлила, не зная, стоит ли говорить мне правду: ведь еще неизвестно, как я к этому отнесусь. — Не очень.
— Не очень, — повторил я и добавил: — И мне тоже.
— Но это работа, — твердо сказала она, словно кладя конец своим сомнениям и неудовольствию. («Раз ты работаешь, а другие нет, — значит, тебе повезло», — говорил ее тон.)
— Работа-то работа, — сказал я, — да только хорошо бы иметь занятие по душе. Вот если бы вы, например, могли выбрать работу по своему вкусу — что бы вы предпочли?
— Я бы стала балериной.
— Вот это да! — воскликнул я. — Подумать только. Это было бы замечательно. А вы когда-нибудь видели балет?
— Нет, но у меня есть книжка о балете, там много всяких фотографий.
— И среди них, наверное, очень красивые?
— Да, балерины такие изящные, воздушные. Можно подумать, что они ничего не весят. Они совсем особенные, непохожие на других.
— Они очень много занимаются, — сказал я.
— Да, и мама тоже так говорит.
— А почему вы не пошли учиться, раз вам так нравится балет?
