Он выставил посох вперед, приготовившись проучить любого, кто заставил женщину плакать.
Девушка, по виду служанка, в шапочке и простой серой тунике, перехваченной пояском из выбеленной шерсти, стояла на коленях перед находившейся с правой стороны дверью. Кэшел никогда не обращал на эту дверь внимания – скорее всего, потому, что правая стена почти на всем своем протяжении была гладкой, а он, прогуливаясь по коридору, рассматривал фрески на левой.
Незнакомка несколько раз тщетно толкнула дверь, и подняла на Кэшела глаза, в которых стояли слезы.
– Ах, добрый господин, – всхлипывая, промолвила, она, – я уронила ключ, и он закатился под дверь. Дверь теперь не открыть, ключа не достать. Если управляющий об этом узнает, он меня прибьет!
– Ну, не думаю, чтобы он так поступил, – отозвался Кэшел.
Служанка не была ему знакома, но сама мысль о том, что кто-то может ударить, а то и побить подобную малышку, казалась ему столь возмутительной, что голос его прозвучал как рычание. У него не было сомнений по поводу того, что бить каких бы то ни было девушек не следует. К тому же ни один человек, попытавшийся проделать это в присутствии Кэшела ор-Кенсета, не сможет повторить подобную попытку.
Прокашлявшись, он заговорил нормальным голосом.
– Чем хныкать, давай-ка посмотрим, не смогу ли я тебе помочь.
Дверь не соприкасалась с косяком вплотную, значит, заперта не была. Вглядевшись в щель, он уловил внизу золотистый блеск: ключ валялся на полу.
Прислонив посох к стене, Кэшел наложил ладони, одна поверх другой, на то место, где находился запор. Бросив внимательный взгляд на девушку, он про себя отметил, что почему-то она показалась ему старше, чем несколько мгновений назад. Кроме того, испуг исчез с ее лица. Убедившись, что ноги расставлены правильно, он всей тяжестью тела навалился на дверь.
В этом дворце жило больше народу, чем во всей деревушке Барка, где Кэшел вырос. Даже когда в главном холле не было никакого движения, звуки постоянно отдавались эхом в коридорах, и даже пол подрагивал. Однако сейчас ему показалось, что вибрация прекратилась и наступила полная тишина. Впрочем, не стоило так доверять своим ощущениям, это могло быть связано с усилием, которое он приложил к двери, – она тем не менее по-прежнему не поддавалась.
Прошла долгая минута, и со скрипом, как будто нехотя, щель стала больше на ширину пальца. Затем на ширину двух…
Девушка просунула в щель руку, произнеся что-то, но пастух не смог расслышать ее слов из-за шума крови в ушах.
– Не получается… – сказала она, и Кэшел надавил еще сильнее.
Щель увеличилась настолько, что девушка смогла протиснуться внутрь. Дверь при этом сопротивлялась, пружиня словно натянутый лук.
– Достала! – воскликнула служанка, когда в коридоре, на виду у Кэшела, оставались лишь ее ноги ниже колен. – Я… – Она осеклась, а потом пронзительно взвизгнула: – Я падаю, добрый господин! Падаю!
Ноги, обутые в сандалии с ремешками из тисненой кожи, скрылись за дверью.
Словно в каком-то тумане, не понимая, что происходит, юноша перестал давить на дверь, а резко ударил плечом. До сих пор он воздерживался от подобных действий, не желая портить дворцовое имущество, но теперь ему было все равно.
Еловая панель не треснула, скрипучие петли не сорвались, но дверь распахнулась гораздо шире. За ней находился вовсе не боковой коридор, а запущенный, темный чулан без мебели, с прогнившими и частично обвалившимися на пол стенными панелями.
Девушка, держа ключ в одной руке, тянула вторую к Кэшелу, но выглядела при этом так, словно соскальзывала вниз. И не просто соскальзывала, а уже каким-то неведомым манером ухитрилась оказаться дальше, чем задняя стена каморки.
Нашарив левой рукой свой посох, Кэшел протянул его девушке, но та, не в силах ухватиться за него, снова издала жалобный крик, затем еще и еще… Крики звучали все тише по мере того, как расстояние между ними зримо увеличивалось.
– Дузи!
Взревев от ярости, пастух шагнул внутрь, вытянув посох перед собой. Но стоило ему оказаться за порогом, как ноги заскользили, будто по склону ледяной горы.
Дверь за его спиной захлопнулась сама собой. Теперь единственным светом оставалось смутное, желтовато-коричневое свечение, на фоне которого вырисовывался силуэт девушки, устремившейся, как и он, вниз по невидимому склону.
Некоторое время Кэшел летел кувырком, но, странное дело, ни обо что при этом не ударился. Девушка ухватилась-таки за конец его посоха, но уже не кричала от страха и вообще не издавала каких-либо звуков.
– Наконец, затормозив на усыпанном крупным гравием склоне, они остановились. Кэшел посмотрел через плечо, но увидел лишь вздымающийся склон, а над ним – серое небо. Каморка и дверь исчезли без следа.
Он огляделся но сторонам и не увидел ничего, что порадовало бы взгляд. Всюду, сколько хватало глаз, простирались голые, различавшиеся лишь по цвету – от беловато-желтого до ржаво-красного – холмы. Их каменная поверхность по большей части раскрошилась в гравий, но кое-где выступала и сплошная твердая порода, эти выступы почему-то напоминали злобные физиономии. Или таким образом на него подействовал унылый пейзаж?
Он встал и отряхнул камушки с подола длинной рубахи. Хотя спуск оказался более чем стремительным, обошлось без повреждений, даже одежда не порвалась. Девушка между тем уже стояла на ногах. Поймав его взгляд, она улыбнулась и сказала:
