взглядом весь барак. Старуха с угодливой готовностью указала на нары, где сидела, пригорюнившись, понурив голову, Надя и мысленно оплакивала свою судьбу, а главное, необдуманное решение с просьбой в Воркуту. Она не знала, да и откуда? Что Зинаида Федоровна пробилась на прием к начальнику Гулага товарищу Наседкину и как жена погибшего фронтовика, да еще к тому же героя, просила его слезно помочь дочери, что он и сделал без труда, уважив единственный раз просьбу родственников заключенных. Охотников добровольно ехать на Север не было, а мать Нади и слыхом не слыхала, что такой за город Воркута.
— Артистка! К начальнику! — скомандовал он.
— Куда это? — спросила Надя, не поднимая головы.
— Вставай! Иди за мной!
Они долго шли по территории пересылки, и опять Наде казалось, что все это она давным-давно видела: и бараки, и зону с предзонниками, опутанную двумя рядами колючей проволоки, и вышки, и собак, и разводящих по вышкам вертухаев. Только вместо немца ее вел уголовник-комендант Борис Ремизов, правая рука начальства.
Дом, в котором помещались лагерные боги, внешне мало чем отличался от остальных бараков, зато внутри было чище и пол покрыт красной дорожкой. Пройдя длинный коридор, комендант открыл дверь и пропустил Надю. В маленькой комнатке помещалась секретарша начальника.
«Вольная», — догадалась Надя, судя по тому, как почтительно, по имени-отчеству назвал ее Боря Ремизов.
— Сейчас спрошу! — бабочкой порхнула она из-за стола и скрылась за обитой клеенкой дверью, вильнув обтянутым в коротенькую юбчонку задом.
— Проходите! — сказала она, появившись через минуту.
В большой продолговатой комнате с двумя печами было тепло и сильно накурено. Надя успела рассмотреть длинный стол с множеством стульев и в конце его еще один письменный стол, поставленный поперек, в виде буквы «Т». За столом сидел майор в кителе, увешанном наградными колодками.
— Вот, гражданин начальник, — елейно пропел комендант, толкая Надю в спину, — привел саботажницу! Отказалась выйти на работу!
Майор с минуту рассматривал Надю свинцовым взглядом, как бы пригвождая ее к полу, и, наконец, изрек:
— Судить тебя будут.
— Что? — не поняла она.
— За саботаж судят.
Этого она не знала и изрядно струсила: «Еще не хватало!»— но виду не показала и продолжала стоять столбом, призвав все свое мужество.
— Поняла, что ли? Судить будут! — повторил он, повысив голос.
— За что?
— За отказ от работы!
— Я не отказывалась от работы!
— Как так не отказывалась? Вот рапорт нарядчицы.
— Я вовсе не отказывалась, — еще раз повторила Надя. — Просто я прибыла сюда по спецнаряду для работы в театре, — не моргнув глазом, соврала она, точно как ее подучила Лысая. «Стоять на своем».
— По какому еще спецнаряду? Ну-ка, принеси ее формуляр! — приказал он коменданту.
— Мне в руки не дадут, — поспешил сказать Боря Ремизов, и сладкая улыбка озарила его лицо.
Надя с отвращением дернулась: «Экий добрячок-угодничек, свиное рыло!»
— Да, верно! Скажи Лидии Кирилловне.
Комендант вышел, и сразу все переменилось. Майор поднялся, отодвинул стул и подошел к Наде.
— Откуда прибыла? — спросил он голосом с вполне человеческими интонациями, разглядывая ее без тени злобы, а скорее даже с подобием любопытства.
— Из Москвы.
— Жила там?
— Да.
— Работала? Училась?
— Училась в консерватории, — бойко врала Надя, нисколько не стесняясь: «Мы для них нелюди. Они для нас так же. Значит, все позволено».
Секретарша принесла формуляр, майор внимательно пробежал глазами страницы, перевернул какие-то листочки-вкладыши.
— Нет тут никакого спецнаряда. Вот твое заявление начальнику Пресни за его подписью, и все.
— Значит, потеряли, полтора месяца тащились, могли потерять.
— Ты мне бомбочки не ввинчивай, — внезапно рассвирепел он. — Я гусь стреляный, таких артистов перевидал тьму! Пойдешь на общие пока, до выяснения, сделаем запрос, — уже более миролюбиво закончил он.
— Не пойду! Я простыну, голос потеряю на холоде и петь не смогу.
— Видал? — обратился он к кому-то за ее спиной. — Голос потеряет! На курорт приехала!
Тут только она обернулась и заметила у печки военного в белом полушубке. Он сидел, заложив ногу на ногу в мохнатых пимах, и держал на колене шапку-ушанку.
— За что срок получила? — строго спросил он.
— Ни за что!
— Ну, это ясно — ни за что, ни про что, старая песня! А все-таки, в чем обвинялась?
— По наговору, я ни в чем не виновата! Военный даже засмеялся и покрутил головой:
— Вот ведь, как один, и все не виноваты, кого ни спроси. Он подошел к столу.
— Разреши, товарищ майор, взглянуть, чего своровала? Прочитав Надин формуляр с обвинительным заключением, он стразу построжал и нахмурился.
— Ишь ты! По наговору, скажешь ведь! Человека убили…
— Не убивала я никого!
— Может не убивала, помогала убивать, наводчицей была! А?
— Нет, нет, знать ничего не знала, — возмутилась Надя, еле сдерживая уже готовые брызнуть слезы.
— Что ж, ошиблись судьи? — усомнился майор. — Такого не бывает!
За долгие годы работы в системе лагерей он как раз больше других знал, что так есть и так бывает. Но то касалось не этой, а другой статьи, пострашнее убийства. И, должно быть, было в облике этой девушки, по-ребячьи глупой, что-то, что заставляло сомневаться, и майор внезапно смягчился.
— Вот ты заявление написала, просишься работать по специальности, в театр, а вашего брата туда больше не требуется.
— Не требуется? Как так не требуется? — не поверила Надя.
— Так вот и не требуется! Какие были, всех в зону списали. Даже примадонну Ищенко и ту не оставили. Одни вольнонаемные теперь будут артисты.
Это был удар под дых, устоять на ногах невозможно, и Надя почувствовала, что колени ее вроде как сломались и не стали держать ее. Она бессильно опустилась прямо на пол. Потом, спустя долгое время, Надя узнала, что майор обманул ее. Из театра действительно отправили в зону артистов, судимых по статье 58-й, но уголовный элемент не тронули.
— Вставай, нечего валяться. Вот товарищ капитан с женского лаготделения приехал. Ему нужна экспедитор с малым сроком в хлеборезку.
— Пойдешь? — спросил капитан. — Полсрока отбудешь, расконвоируем. За зону ходить будешь. А петь да плясать в самодеятельности можно. У нас хорошая самодеятельность, правда, одни бабешки, и те политические.
— А чего с ними лялякать? Незачем! — вставил свое слово майор.
— Ты как по части политики? Подкована? А то живо сагитируют и в свою веру обратят — они такие! — предупредил капитан.
