Внезапно Джонни осенило, и он распахнул холодильник. Впрочем, тут же и захлопнул его. В холодильнике стояли одни бутылки с молоком — штук десять, не меньше, а на блюде для пирога лежал мертвый дрозд. Традиционное разделение кухни и помойки было окончательно нарушено в доме Софи. Такое могло случиться только тогда, когда нарушено и все остальное, когда всему приходит конец.
'Все уходит!' — тихонько пропел Джонни, и ноги его бессознательно отбили ритм этой фразы на грязном линолеуме. 'Всему приходит конец!' — возник в памяти голос Бонни. Софи не сдавалась и продолжала искать. На ней была старая нижняя юбка с висящим кружевом, кофта, вязанная из легкой синтетической пряжи, еще одна нижняя юбка, а поверх (Джонни всячески старался этого не замечать) белый пояс с резинками, которые при каждом ее движении болтались из стороны в сторону. Несмотря на ранний час, на голову она надела шляпу, а на ноги — толстые чулки и мохнатые тапочки. Через некоторое время ее суетливые поиски стали Джонни раздражать.
— Тут ничего нет, кроме печенья, — нетерпеливо заметил он.
— Да-а-а, — помедлив, согласилась она, недоуменно уставясь в пустоту, словно ожидая, что исчезнувшие продукты внезапно материализуются из воздуха. — Это очень странно, потому что вчера у меня все было. Я не люблю, когда в доме ничего нет.
Ее лицо как-то сузилось, она подозрительно поджала губы.
— Знаешь, я иногда думаю на этих людей, что живут рядом. Нет никаких сомнений... что у меня все куда-то исчезает. Понимаешь, они могли подобрать ключ к моей двери... а потом войти и...
Она театрально всплеснула руками, будто речь шла о грабеже и изнасиловании.
— Что ж, — произнес Джонни как можно небрежнее, — мне надо идти.
Надо бы пожать ей руку, подумал он, но трогать ее, в общем-то, не хотелось: она была такой хрупкой, того и гляди рассыплется, а главное, такой грязной, и это в сочетании со старостью особенно отталкивало.
— Слушай, спасибо за все! — неловко поблагодарил он. — Вчера ты просто спасла мне жизнь.
Она просияла от удовольствия и неожиданности.
— Правда? — воскликнула она. — Знаешь, если б мы не могли помогать друг другу, было б совсем плохо. — Она улыбнулась и с жаром прибавила: — Особенно своим.
— Да уж, конечно... словом, спасибо, гм... Софи, — сказал Джонни и, повернув было к двери, остановился. — Слушай, купи себе какой-нибудь приличной жратвы, ладно?
Он говорил с раздражением — его тревожило, что он беспокоится о ней.
Увидев отблеск грусти на ее лице, Джонни быстро помахал ей рукой, улыбнулся, бодро кивнул, повернулся и торопливо вышел. Он надвинул наушники на голову и включил звук, чтобы не слышать, если она крикнет что-то ему вслед.
УШИ ЗАКРОЙ, НО ГОЛОС ИДЕТ ЗА ТОБОЙ, — пел ансамбль с издевкой. Ноги медленно стучали по ступеням. Он открыл дверь. По улице в одну сторону сплошным потоком шли машины, неяркое солнце освещало тротуар. С минуту он ясно видел — вот он, путь домой, но застыл на пороге, глядя то вправо, то влево.
КРУТИСЬ НА КОЛЕСЕ... КРУТИСЬ ПОКРУЧЕ... — пели голоса.
— Черт! — произнес в сердцах Джонни. Не мог он так просто уйти, оставив Софи без всякой еды, кроме заплесневелых печений. Нравится ему или нет, но какое-то чувство справедливости или даже доброты не позволяло ему взять и бросить ее одну в растерянности на кухне.
— А-а, задержусь немножко, — произнес он в дверь, словно оправдываясь перед кем-то.
И круто повернув, снова вошел в дом и стал подниматься по лестнице. Шаги его звучали тяжелее, чем когда он сбегал вниз.
Глава пятая
Софи он застал за тем же занятием: она шарила по полкам, хмурилась и что-то бормотала.
— Боже мой, Боже мой... — говорила она. — Вот напасть-то...
— Эй! — окликнул ее Джонни, подойдя сзади.
Она подпрыгнула от неожиданности и сердито обернулась. Однако при виде Джонни лицо ее просветлело.
— Ах, это ты! — вскричала она с облегчением. — Входи. Входи же. Садись! Сейчас дам тебе чашечку чаю. Я помню, какой ты любишь.
— Послушай... У тебя в доме есть какие-то деньги? — спросил Джонни не медля. — Если есть, давай пойдем в магазин и купим фрукты, яйца, хлеб из муки грубого помола — словом, все что надо. Все, чем тебе надо питаться. Пусть будет в доме.
Софи взглянула на него так ясно и светло, что он удивленно улыбнулся ей в ответ.
— Спасибо, дорогой, — сказала она. — Это очень мило с твоей стороны, но я обойдусь.
Она открыла ящик для ножей и увидела пачки с печеньем.
— Вот они где! — обрадовалась она. — Я знала, что они где-то здесь.
Немного погодя, после того как она подкрепилась имбирным печеньем и сухим изюмом с горячей водой, Джонни снова предложил пойти за покупками. При мысли о магазинах Софи повеселела.
— Пойду надену уличные туфли! — объявила она.
— А может, заодно снимешь... все лишнее, а? — предложил Джонни, не уточняя, что именно следовало бы снять. — И надень платье.
Он украдкой покосился на пояс с подвязками.
Софи посмотрела на него с мягким укором.
— Я же тебе не говорю, что надеть, — произнесла она тихо, но решительно и исчезла в спальне.
Когда она вновь появилась, в руках у нее была сумочка, а на плечах — пальто; застегнутое на несколько пуговиц, оно прикрывало странный ансамбль внизу. Однако уличные туфли были ужасно истоптаны и разбиты. Джонни стал спускаться впереди, чтобы поймать ее, если она поскользнется на ступеньках. Он похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли бумажник и сберегательная книжка.
— Эти люди, что живут рядом, — пожаловалась Софи, глядя с неприязнью на соседнее крыльцо, — вечно уносят мое молоко, но я с ними не спорю. Я просто тихонько подхожу и забираю его назад. Ты только посмотри, в каком состоянии их почтовый ящик! Мне кажется, Эррол продал эти дома, а то бы им такого никогда не позволили!
Джонни согласился, что видел почтовые ящики получше.
— По-моему, теперь там живет домовладелец, — быстро продолжала Софи, изящно выговаривая слова. — Знаешь, пока Эррол был жив, я никогда не задумывалась о плате за дом, а теперь мне все время приходится платить. Конечно, я всегда беру расписку.
Для начала они зашли на почту, где Джонни взял денег со своего счета. У него еще оставалось немного, хотя бoльшая часть денег, заработанных в то время, когда они с Дженин выступали в рекламе, была вложена в выбранную отцом финансовую компанию. Он никогда не считал, что они действительно принадлежат ему (даже, пожалуй, еще меньше, чем пособие по безработице), хотя время от времени ему разрешалось брать немного из этих денег. Из них он заплатил недавно штраф за нарушение общественного порядка; скоро ему предстояло заплатить еще один.
Софи, стоявшая рядом, что-то бормотала, уставясь в пустой бланк; Джонни заметил, что она все больше нервничает. Она изо всех сил нажимала на ручку, взятую со стола, очевидно надеясь выдавить из нее слова, однако забыв, что надо при этом вести ею по бумаге.
В конце концов пришлось Джонни помочь ей — он продиктовал ей номер счета, показал, где надо поставить имя, и произнес его по буквам.
— Мне иногда помогает вон та девушка за перегородкой, — призналась Софи. — Они здесь очень внимательны.
— Я рад, что у тебя на книжке что-то есть, — сказал с удивлением Джонни, увидев у нее на счете
