Дойдя до ее дома, Джонни остановился на противоположной стороне улицы и недоверчиво уставился на него. Вспыхнул красный свет, машины встали длинным чередом, уходящим в самый конец улицы Маррибел. Лавируя между машинами, он перебежал улицу, отпер дверь и вошел в дом.
Его не было часа полтора, не больше, но в атмосфере дома что-то изменилось, хотя он и затруднился бы сказать, что именно. Конечно, он и сам приложил к этому руку. В передней возле лестницы уже не так сильно пахло гнилью. Открыв окна, он немного освежил годами не проветриваемый спертый воздух. Наверху слышался шум. Кто-то с грохотом открывал и захлопывал створки шкафов и ящики, видно, упорно и нервно что-то искал.
Несколько кошек следили, мяукая и выгибая спины, как Джонни поднимался по лестнице. Одна вышла ему навстречу — юная белая кошечка с серыми пятками; она, как это умеют некоторые кошки, мяукала, широко разевая рот. Он видел ее розовое нёбо и острые зубы, но не слышал ни звука. Джонни протянул к ней руку, но она, держась на расстоянии, изящно поднялась на задние лапы, так что он смог погладить лишь макушку.
Зайдя в гостиную, Джонни тотчас понял, что, пока он бродил по улицам Колвилла, Софи кто-то посетил. Он не только почуял запах табака, но и увидел окурок в блюдце, которое он вымыл два часа назад, и впервые в жизни рассердился, словно рачительная хозяйка, возмущенная тем, что люди не ценят ее усилий.
Кружась, словно мышь, по комнате, Софи аккуратно перекладывала вещи — она бы сказала: 'Прибирала', — подумал Джонни. За время его отсутствия в комнате произошло множество мелких, но значительных перемен. Подушки с одного кресла переместились на другое, а в ящичках секретера теперь лежали тряпка для мытья посуды, солонка и пара очков без стекол. Софи включила обогреватель на полную мощность и выставила перед ним чашки с блюдцами, словно собиралась устроить на полу пикник. Два относительно чистых посудных полотенца, которые он оставил на кухне, украшали спинку дивана. Сама Софи тоже выглядела по-иному. Нарядилась в синее платье; правда, как заметил Джонни, она просто натянула его поверх всего, что было на ней раньше. Когда Джонни бодро ступил в комнату, она с тревогой подняла глаза.
— Я только что заплатила! — воскликнула она с дрожью в голосе. — А теперь моя сумочка куда-то пропала.
— Только что заплатила — за что? — спросил Джонни с подозрением.
— У меня есть расписка, — оправдывалась она, переводя взгляд на стол.
— Тебе ничего не надо платить, — сказал ей Джонни. — Это я.
— Кто это 'я'? — спросила она не без колкости.
Джонни увидел свой блейзер, висевший на плечиках у пустого камина, и поторопился надеть его. В любую минуту Софи могла его выгнать.
— Я! — ответил Джонни осторожно. — Ты же меня знаешь.
На краешке стола лежала розовая расписка, аккуратно сложенная, свежая, чистенькая. Джонни взял ее и развернул. 'Спайк', — прочитал он. Полагаться на Софи было невозможно, но Джонни не сомневался, что на этот раз она не ошиблась. К ней только что заходил кто-то, домохозяин или его посыльный, она заплатила за жилье и получила расписку.
— Сколько же ты платишь за дом? — спросил он и посмотрел на расписку. — Девять долларов. Должно быть больше.
— Ах, это ты! — внезапно вскрикнула Софи. — А я-то подумала, это хозяин. — Она заулыбалась. — Сейчас дам тебе чайку. Я помню, какой ты любишь. Уж этого я не забуду.
Джонни помахал распиской.
— Сколько же? — не отступал он.
— Я никогда не задерживаю, — произнесла Софи убедительно. — Плачу сразу же. Эррол всегда так поступал. Он, бывало, говорил: 'А вы сделаете скидку, если я заплачу наличными?' Милый Эррол. Прирожденный джентльмен, другого такого поискать. Пойду поставлю чайник.
— Так ты помнишь, какой я чай люблю? — спросил Джонни без особого энтузиазма, а она улыбнулась ему в ответ так, словно меж ними была какая-то тайна.
Войдя вслед за ней на кухню, Джонни проверил тайник под раковиной. Все было на месте. Он открыл прибранный им ящик, чтобы положить расписку вместе с остальными, и обнаружил, что за время его отсутствия здесь тоже произошли перемены. Оранжевый блокнот, аккуратно сложенная бечевка и резинки исчезли. Расписки были на месте, но рядом с ними лежали провод для электрического чайника (откуда он взялся, неизвестно), моток ниток с засунутым внутрь карандашом и блюдце с апельсиновой кожурой.
— Где твоя сумочка, Софи? — спросил Джонни.
— Сумочка? — задумчиво повторила она. — Совершенно верно. Ведь я искала сумочку.
И она с тревогой огляделась.
Потом они искали сумочку — долго, упорно и безрезультатно. Сумочки нигде не было. Джонни проверил все полки, одну за другой, все шкафы, заглянул под кресла, за шторы и под подушки, но все было напрасно. Зато под подушкой он нашел два апельсина, в шкафчике в ванной — одну из кошачьих мисок. Он постоял над секретером, хмуро изучая содержимое одного из ящиков: выжатый тюбик из-под зубной пасты, плечики для пальто, обвязанные зелеными и оранжевыми нитками, одно-единственное старомодное металлическое бигуди, стеклянную мисочку с яичной скорлупой, набор иголок. Взятые по отдельности, они были достаточно невинны, но, собранные вместе, тревожили своей явной несовместимостью. Однако сумочки обнаружить не удалось. Джонни и не думал ее найти, хотя и продолжал настойчиво искать. Куда бы он ни шел, Софи семенила за ним следом, тревожась и оплакивая потерю.
— Моя сумочка, — повторяла она. — У меня в ней всё. Всё. А если моя сберегательная книжка попадет в чужие руки? Они могут забрать всё, что у меня есть. Всё.
Джонни и не пытался ей объяснить, что без ее подписи никто не сумеет снять деньги со счета. К тому же где-то неподалеку, возможно даже и на самой улице Маррибел, затаился домохозяин, который при желании вполне может подделать ее подпись. Джонни искал, а Софи все больше волновалась.
— Ах ты, Боже мой! — вздыхала она. — Боже мой... Боже мой...
В ее спальне Джонни решительно сдернул бирюзовый мех (это оказалось покрывало на двуспальную кровать с широкой шелковой бахромой) с большого прямоугольного предмета, который он заметил раньше, и с радостью обнаружил, что это был очень старый и очень громоздкий телевизор.
— По-моему, его надо держать в тепле, — призналась Софи, взглянув на телевизор с не меньшим удивлением, чем Джонни.
Он обрадовался, увидев, что она отвлеклась от мыслей о пропавшей сумочке.
— Давай перенесем его в гостиную, а? — предложил он. — Тут места так мало, не развернешься. Как говорится, кошки не прибьешь.
— Ну нет, этого я никогда не сделаю, — сказала Софи. — Люблю кисок, я их ни за что не обижу.
— А как там насчет чая? — спросил Джонни, малодушно переведя разговор.
— Прекрасная идея! — горячо поддержала Софи. То же, возможно, сказала миссис Эйнштейн, впервые услышав, как профессор размышляет о единой теории поля.
— Я помню, какой ты любишь, — добавила она с добродушным смешком и удалилась на кухню.
Перенося телевизор в гостиную, Джонни решил махнуть рукой на сумочку. Он вообще не знал, как следует поступить. Он не сомневался, что кто-то тут греет руки — заходит чуть ли не каждый день к Софи, берет деньги и оставляет ей расписки. Но как он должен поступить?
Обратиться в полицию? Этого Джонни сделать не мог. Софи вряд ли сможет сказать что-то членораздельное в свою защиту, а какой порядочный полицейский, взглянув на него, не заподозрит, что грабитель это он, Джонни, и есть?
'Значит, как, по твоим словам, ты познакомился с этой старой дамой? — нахмурясь, спросят они, разглядывая его физиономию и разбойничью шляпу. — Встретил на улице ночью? На автостоянке возле супермаркета? В три часа ночи? Понятно! А раньше ты с ней знаком не был? И пошел к ней домой? Странная история, правда?' Была тут и еще одна странность, которая беспокоила Джонни. Расписок было слишком много. Спайк приходил часто — почему же раньше он не воспользовался случаем и не украл сумочку? Почему он забрал ее именно сейчас? Ведь легче было бы устроиться по-другому? Пусть бы Софи каждый день ходила на почту и приносила домой деньги, а он бы их брал, когда захочет.
