посылали ей вслед проклятия, и это было отлично – подогревало ярость. Ни единого сомнения не было в том, что подставила ее Макаренко со своей свитой. А потом, типа, заболела!
Дождавшись, когда откроется дверь в подъезд, Мака проскользнула внутрь и забралась на полпролета выше площадки, на которой жила Ритка. Запыхавшись, плюхнулась на ступени и приготовилась ждать: отсюда ей был прекрасно виден вход в квартиру Макаренко.
Эта железная дверь, покрашенная в небесно-голубой цвет, нагло подсовывала ненужные воспоминания из далекого наивного детства. Они с Риткой – две малолетние дурочки – ходили в первом классе друг к другу в гости, делали вместе уроки и считались лучшими подружками. Только Мака всегда завидовала Ритке – у нее был отец. И вообще, нормальная семья – с пушистым котом и запахом пирогов по выходным. Мать Ритки не сидела за компьютером целыми днями: едва придя с работы, она бросалась делать с дочкой уроки, потом готовила ужин, обхаживала мужа. Тетя Клава, которая была старше Инны на целых пятнадцать лет, понимала, что такое семья!
Голодной Маке и сейчас показалось, что из-за двери доносится обворожительный запах свежей выпечки.
Чтобы спрятаться от наваждения, она накинула на голову капюшон и, прислонившись головой к подъездной стене, прикрыла глаза. Прочь мысли о еде! Нужно дождаться, когда уйдут на работу Риткины родители и сволочь Макаренко останется дома одна. У Маки был заготовлен план – позвонить в дверь и, как только Ритка откроет, со всей дури заехать ей кулаком в нос и спокойно уйти. Макаренко все прекрасно поймет.
Что будет дальше? Этого Мака не знала. Ей просто нужно было унять душевную боль. Мысленно прокручивая шаг за шагом все свои действия, Мака не заметила, как задремала. Всего на несколько минут. Но этого оказалось достаточно, чтобы потерять контроль над ситуацией. Взглянула на дисплей телефона и выругалась – 7.40.
По логике, Риткины предки уже должны были выйти из дома. Она поднялась, потянула затекшие мышцы и спустилась на несколько ступеней вниз. Нажала на звонок – послышались соловьиные трели из детства – и, в последнюю секунду сообразив, что надо закрыть глазок, зажала его большим пальцем. Дверь распахнулась, и на Маку, уже занесшую для удара кулак, с удивлением уставились простодушные глаза тети Клавы.
– Здравствуйте, – выпалила Сашка, пряча руку за спину, – а Рита дома?
– Да-а, – тетя Клава смотрела на девочку и не узнавала.
– Я Саша Маковецкая, – поспешила она прояснить ситуацию.
– Сашенька?! – тетя Клава набросилась с объятиями. – Господи, как же ты выросла! Какая красавица! Проходи! Ритонька умывается, сейчас позову!
Насильно затянутая в прихожую, Мака теперь не знала, что делать.
– Раздевайся-раздевайся, – не умолкала тетя Клава, уже стягивая с девочки куртку, – еще чайку перед школой успеете попить! Молодец, что зашла за Ритуней.
Мака изумленно смотрела на суетливую Риткину маму и не понимала, как та не замечает простых вещей: при ней не было ни школьной сумки, ни мешка с обувью, а значит, она и не собиралась в школу. Мака явилась в дом врага, чтобы отомстить! А не «зашла за Ритуней», как делала последний раз семь лет назад.
Да и сама Ритка забыла дорогу в школу – об этом хоть тетя Клава знает?!
– Опаздываю, – сокрушенно покачала головой Риткина мама, натягивая сапоги, – побегу! Покушайте как следует!
Она бросила на гостью последний восхищенный взгляд и захлопнула за собой дверь. Мака, сбитая с толку, прислонилась спиной к косяку. Нормально! И как она после этого заедет Ритке по носу?!
Та тем временем не спешила выходить из ванной комнаты, словно почистить ей нужно было не тридцать два зуба, а как минимум четыре ряда по тридцать зубов.
– Акула, – пробормотала Сашка и почувствовала, как накопленная ярость возвращается к ней.
Наконец щелкнула задвижка. Ритка выползла на свет божий. Бледная, невыспавшаяся. И куда только подевался бравый вид дворовой шпаны?
Маку с детства раздражала в Ритке эта черта: в школе она была жуткой задирой и вруньей – таких детей их первая классная руководительница называла «оторви и брось». А дома, в присутствии матери и отца, превращалась в пай-девочку. На такую «куколку», как любовно называла ее тетя Клава, оставалось только молиться.
– Почистила перья? – буркнула Мака.
Ритка, увидев непримиримого врага в собственном доме, замерла, бешено шаря глазами в поисках путей к отступлению.
– Как ты сюда попала?!
– Неважно, – Мака усмехнулась.
– Мать впустила, клуша тупая, – догадалась Ритка и подошла ближе, – че надо?
Подходящий момент наступил: нужно было только сделать пару стремительных шагов вперед и выбросить в лицо Ритке крепко, до стального звона, сжатый кулак. Но Мака медлила.
– Тетя Клава велела чаем меня напоить, – выдала она.
Макаренко сморгнула и спросила растерянно:
– Пирог будешь?
– С чем?
– Я без понятия, – поморщилась Ритка так, словно ее тошнило от одного упоминания о стряпне.
– Давай.
Пока Ритка шуршала в кухне, Мака успела скинуть сапоги, куртку и даже сходила помыть руки. Ей нравилось, что на территории врага она чувствует себя как дома, а врезать всегда успеет – нужно только подождать, когда вернется ярость. Макаренко – в этом можно было не сомневаться – очень скоро даст повод.
Как только Мака вернулась в кухню, Ритка, зажав рот рукой, вылетела в прихожую; хлопнула дверь в туалет. Гостья в недоумении уставилась на тарелку с мясным пирогом, стоявшую на столе. Поднесла ее к носу, понюхала. Казалось, тетя Клава испекла его только сегодня утром: таким свежим и ароматным он был. Пожав плечами, Мака села за стол, положила две ложки сахара в чай, который Ритка успела налить, и принялась за пирог. Война войной, а от тети-Клавиной стряпни она не дура отказываться.
Ритка вползла в кухню вся синяя, когда Мака, решив не церемониться в доме своего детства, отрезала себе второй кусок.
– В школу идешь? – проблеяла Ритка жалобно.
– Че там делать? – отмахнулась Мака. – Тебе точно нечего. Подставила меня и слиняла.
– Я не специально, прости, – заныла Ритка, и Мака в который раз удивилась: дома Макаренко превращалась из львицы в овцу.
– Типа случайно?
– Так. – Ритка опустилась на свободный табурет, со страхом взглянула на пирог и отодвинулась от стола подальше. – Отомстить хотела.
– За что?!
– За Фила. Он в тебя втюрился.
– И че?
– И ниче, – Ритка закатила измученные глаза, – нужно было, чтобы тебя из школы выперли.
– Ну, ты красава! А если я тебе отомщу?! – Мака почувствовала, как гнев начинает закипать в ней, но как-то вяло, по инерции: наверное, нельзя было объедаться.
– Мсти. – Ритка вдруг опустила лицо в ладони и заплакала. Так горько и безутешно, что у любого живого существа, глядя на нее, разорвалось бы сердце от жалости.
Мака сидела, глядя на русую макушку, и не знала, как теперь быть: врезать в такой ситуации она уже точно не сможет.
– Ты че ревешь? – попыталась утешить она. – Тебя-то из школы не выпирают.
– Я скоро, – прохныкала Ритка, – сама уйду!
– Куда?
