– Не может быть, – Инна почувствовала острый укол самолюбию: она-то думала, в жизни Конунга больше не будет женщин.
Он ушел от нее в церковь. Бросил с маленьким ребенком на руках, чтобы замаливать грехи, и тут – двое детей?!
– Сама знаешь, как от меня девки родятся, – подмигнул он, делая вид, что не прочитал ее мыслей, и стал вдруг серьезным: – Сашенька ненавидит меня?
– Она и меня ненавидит, – Инна вздохнула, – возраст такой.
– Поговори с ней по-людски, – попросил он, взяв руку Инны в свои теплые и ласковые, как прежде, ладони, – взрослая она уже, все поймет. Да и нельзя лгать собственному ребенку: он тут же солжет в ответ.
Инна неуверенно кивнула.
– Ты вот что, Иннушка, подожди меня здесь, – попросил Павел, – в пять храм закрою и тебя довезу. Ты же в Симеиз собралась?
– Я уже и не знаю…
– Съезди хоть на недельку, – он ободряюще улыбнулся, – там все как прежде. Побудешь с собой наедине, подумаешь. Тебе на пользу пойдет.
Зимний Симеиз был похож на заброшенную деревню: ни людей, ни машин. Словно все вымерли. Павел оставил Инну у калитки, а сам даже в дом не стал заходить – заторопился в обратный путь: «Матушка к ужину ждет».
– Ты завтра заедешь? – жалобно спросила Инна.
– Попробую, – кивнул он, – да ты не бойся! Скажешь только, у отца Павла живу, и никто тебя во всем поселке пальцем не тронет.
– А могут?
– Лихие люди везде водятся, – Павел улыбнулся, – но ты не думай! В моем доме как у Христа за пазухой.
– Я, наверное, скоро уеду, – Инна прижала ладони к горячим щекам, – не могу без Сашеньки.
– Вот и умница, – Конунг положил ласковую руку поверх ее ладони, – возвращайся на Рождество, будет дочке подарок. А в Симферополь я тебя сам отвезу.
Ключ, как и прежде, лежал в крошечном тайнике в фундаменте. Инна легко открыла дверь: замок работал исправно, был хорошо смазан. Видимо, несмотря на двух малых детей – девчушкам было всего-то по пять месяцев, – Павел выкраивал время, чтобы навестить родной дом и могилку матери на кладбище под горой.
Уже засыпая в жарко натопленной комнате – дров хозяйственный Конунг заготовил на целую зиму, – Инна неожиданно вздрогнула и чуть не упала с кровати.
Сашенька! Как же она могла забыть?! Чертов «Мерседес» этот – вдруг его хозяин объявится?! Да, он не приходил с той самой встречи во дворе, не звонил больше и не требовал денег. Но кто мог знать, что у такого человека на уме? Москва – не Симеиз. Там другие законы, и на каждом шагу опасность.
Всю ночь Инна не могла сомкнуть глаз: было страшно до слез. Она хотела вскочить немедленно, уехать в Москву. Но потом сообразила, что посреди ночи, да еще зимой, из Симеиза до Симферополя ей не на чем будет добраться. И лежала, вылупив глаза в растрескавшийся от времени потолок, поджидая, когда за окном забрезжит рассвет.
Старый дом то и дело поскрипывал, Инне мерещились шорохи, виделись тени. Чтобы не сойти с ума среди призраков, женские фигуры которых, как ей казалось, бродят здесь в темноте, она включила свет и схватила блокнот с ручкой.
«Сашенька, – шептала вслух между строчками, звучавшими в голове, – доченька!»
Глава 4
Сашка спала как убитая. Теперь, когда она оказалась в квартире Игоря, страхи ее померкли. Осталось только одно, неприятное и гнетущее чувство – беспокойство за маму. И все же, в отличие от своей сумасшедшей бабушки, она верила в то, что Инна жива.
Первое утро на новом месте выдалось серым. Сашка с трудом разомкнула веки и выбралась из-под одеяла. Вчера – измотанная и сонная – она не успела даже рассмотреть комнату, в которую Игорь ее определил. Не говоря уж о всей квартире. Наскоро заглотнула бутерброд, купленный в дорогущем супермаркете по дороге, и сразу легла.
Зато сейчас в ней вдруг проснулось любопытство исследователя: захотелось всюду сунуть свой нос. Интересно же понять, в конце концов, что за человек этот Варшавский и почему мама влюбилась в него! Хотя, конечно, гораздо больше она хотела бы знать, что за человек ее мама. Вот кто мог ожидать от нее – всегда уравновешенной и спокойной – такого поступка?! И до сих пор ведь никто не знает, куда она подевалась: ни весточки, ни звонка.
Саша мысленно подсчитала дни: получалось, что сегодня они с Игорем должны пойти в милицию и написать заявление о пропаже мамы. От «неофициального расследования», как называл его Игорь, толку не было никакого. Выяснили только за каким-то фигом, где живет и работает ее настоящий отец. Хотели даже связаться с ним, но Саша от этой дурацкой затеи Варшавского отговорила: Павла Стародубова мама ненавидела всей душой и ни за что в жизни не поехала бы к нему! Это из-за его трусости они остались одни и настрадались, пока Сашка была маленькой. Матери приходилось тогда и зарабатывать, и нянчиться с ней, и учиться. А она, глупая малолетка, еще вопросы дурацкие задавала: «Где мой папа?» Только когда подросла, поняла, что он самый настоящий предатель, хоть и служит батюшкой в церкви. Да что о нем опять думать? Все мозги уже продумала до дыр. Толку-то.
Комната, в которой Саша спала, походила на небольшую гостиную: блестящий, выложенный затейливым рисунком паркет, шикарные тяжелые обои черного цвета, бархатный диван, два таких же кресла, маленький журнальный столик и картины по стенам. В углу стоял невысокий стеклянный бар, до отказа набитый всевозможными бутылками и разнокалиберными рюмками, стаканами, фужерами. Вот и вся обстановка. Ни платяного шкафа, ни хотя бы комода. Для чего была нужна такая бесполезная комната, Саша даже представить себе не могла. И сколько ни крутила головой, пытаясь придумать, куда бы пристроить свои вещи, которые так и валялись в сумке у порога, ничего не находила.
Она подошла уже к двери, чтобы выйти из комнаты, но вовремя подумала о том, что надо бы переодеться – вряд ли Игорю понравится то, что она расхаживает по его дому в одной пижаме. Вывернув на диван, поверх постели, сумку, Саша стала рыться в своих вещах. Достала из кучи серое трикотажное платье, надела его и только после этого решилась выйти за дверь.
Квартира – вчера в полумраке она не заметила – оказалась огромной и была похожа на чудесный музей. Не из тех, с деревянными полами и бледными стенами, куда водят школьников, чтобы рассказать о каком- нибудь скучном и давно умершем писателе, а из тех, которые раньше были домами императоров или царей. По сравнению с двухкомнатной, давно не видевшей ремонта квартирой, где они жили с мамой, эта была настоящим дворцом.
Разглядывая широкий коридор, украшенный золоченой лепниной и огромными зеркалами, Сашка подумала о том, что любовника мама нашла себе ого-го! Даже удивительно: ее вроде богатство никогда не интересовало.
Не стащи она у Инны телефон только потому, что на ее собственном счету в тот день закончились деньги, и не сочини потом всю эту ерунду про молодого поклонника, может, уже жила бы здесь на законных основаниях, как дочь любимой жены, а не как жалкая приживалка. Умеет иногда человек испортить себе жизнь разными глупостями!
Сашка побрела в кухню, до отказа набитую навороченной техникой и отделанную мрамором. Шикарный гарнитур из темного дерева загадочно мерцал в свете дизайнерских люстр. Не в силах устоять перед соблазном, Сашка стала открывать дверцы шкафов, одну за другой. Посуда, посуда. Никакого намека на еду. За самой высокой дверцей оказался холодильник – такой же безнадежно пустой, как и все остальные полки.
