массы мертвых, искалеченных тел, лежавших неподвижно на льду, новые русские формирования включались в бой и устремлялись навстречу смерти. Русская атака 27 ноября началась в 16.00 с артиллерийской подготовки и огневого вала из орудий всех калибров, особенно с использованием ракетной артиллерии, но и эта последняя атака в районе действий 1-й роты 1-го разведбатальона СС была отбита к 19.50. Отдельные подразделения противника прорвались на позиции роты и были заблокированы. Контратака была намечена на 28 ноября.
Потери батальона были тяжелыми и затронули унтер-офицеров и офицеров. Батальонный адъютант оберштурмфюрер СС Г. Вейзер принял командование 2-й ротой 1-го разведывательного батальона СС. Оберштурмфюрер СС Ольбутер опять получил ранение. Последняя атака против 2-й роты 1-го разведбатальона СС пришлась большей частью по левому флангу и была отбита с ужасными потерями для русских. Атакующее русское соединение было сформировано в июне в Краснодаре в качестве 128-й пехотной дивизии и впервые введено в бой именно здесь. Батальон, атаковавший наш левый фланг, в начале штурма насчитывал более 450 человек личного состава. В атаке через Дон 135 солдат этого батальона были убиты и более 100 раненых взяты в плен. Другие 37 попавших к нам в плен были невредимы.
Огромные заслуги нашей части могут быть по-настоящему оценены только тем, кто сам испытал на себе парализующий эффект жестокого мороза и психологическую нагрузку бесконечных боев. Я видел солдат, лежавших за своими пулеметами со слезами отчаяния, катившимися по их лицам, когда их руки мелькали, меняя одну за другой пулеметные ленты с патронами, – и снова пули дождем сыпались на атакующие массы. Ольбутер, исполняющий обязанности командира роты, вел своих мотоциклистов в контратаку без сапог. Они были срезаны с ног незадолго перед атакой. Обе его ноги были сильно обморожены.
В этом бою победителем стал каждый боец. Целиком полагаясь на свои собственные силы, каждый второй солдат находился на позиции лежа за пулеметом – он сражался в тяжелейшем в своей жизни бою без подсказок, приказов или других действий вышестоящих командиров.
Раненые были перевязаны (как можно было на таком сильном морозе) и на грузовиках переправлены в Таганрог. Раздирающие душу крики наших раненых солдат, испытывавших невыносимые боли, было вынести труднее, чем самую страшную атаку. Поскольку мы понимали, что наши каждодневные потери не позволят долго успешно обороняться, оставалось гадать, в каком месте рухнет наш фронт. (Автор лукавит – немецкий фронт к северо-востоку от Ростова рушился начиная с 17 ноября. –
Бой не прекращался и с наступлением темноты. Район перед позициями 1-й роты 1-го батальона СС был очищен от противника с помощью нескольких штурмовых орудий, к 9.00 прорыв был ликвидирован. На подходах к позициям остались лежать более 300 убитых. Пленные тащили с собой своих раненых товарищей. Но даже после этого дорого обошедшегося советским войскам боя они продолжали атаковать. Только примерно к 14.00 противник отступил на расстояние 2–3 километра, но постоянно усиливал огонь своей артиллерии.
Бои на других участках фронта проходили в сходных условиях и серьезно ослабили немецкую оборону. Опасность прорыва в любом месте фронта вокруг Ростова нельзя было не замечать, и в штабе командования 1-й танковой армии (до октября танковая группа) это прекрасно понимали. Мы все были единодушны в том, что линию фронта следует сократить, если мы хотим предотвратить катастрофу, которая в сложившихся обстоятельствах может привести к обвалу всего фронта. У нас не оставалось резервов. Степь была пуста. Только глубокие снежные сугробы и телеграфные столбы нарушали монотонность снежных пространств. Наилучшим вариантом для обороны был бы рубеж по реке Миус к западу от нас. Только там мы могли надеяться остановить намного превосходящие силы русских и предотвратить прорыв фронта. Некоторое время назад для того, чтобы установить пункты следования по направлению в тыл, были высланы головные походные заставы. Всякий отход должен был иметь конечным пунктом оборонительные позиции на реке Миус – они должны быть заняты всем личным составом до последнего солдата. Дальнейший же отход по заснеженной степи принес бы немыслимые потери в живой силе и технике.
В то время как тяжелые бои на Дону несколько стихли и атаки советских войск были отбиты с жестокими для них потерями, превосходящие силы русских возобновили атаки на участке 60-й моторизованной дивизии и прорвали слабый фронт немцев к северо-востоку от Ростова. Русские также прорвались на широком фронте, смяв левый фланг 1-й танковой армии. Фронт дрогнул! В это время тяжелые упорные бои продолжались почти на всем советско-германском фронте вплоть до Ленинграда. Германская армия на востоке уже больше не могла успешно противостоять такой огромной, превосходящей силе, как Красная армия. Ледяной холод, совершенно не подходящая одежда и ужасные потери, а также недостаточное пополнение в личном составе и боевой технике делали успешные операции просто невозможными. Мы сражались за свою собственную жизнь!
Во второй половине дня III моторизованному корпусу было приказано оставить Ростов и осуществить отход на заранее подготовленный оборонительный рубеж на Миусе. В жесточайших боях дивизии «Лейбштандарт» удалось 29 ноября оставить Ростов, отойти без больших потерь и при поддержке 13-й танковой дивизии к исходу 2 декабря закрепиться на подготовленных оборонительных позициях на реке Миус. Я участвовал в отходе вместе со штабом дивизии. Мы обрадовались приказу на отход из города и сокращение фронта. Это решение предотвращало возможную катастрофу. Поэтому приказ из штаба фюрера не эвакуироваться из Ростова ни при каких условиях и оборонять захваченные позиции до последнего патрона был для нас как гром среди ясного неба.
Выполнить этот приказ было невозможно. Он самым ужасным образом показывал, что вся серьезность ситуации на фронте должным образом не оценена. Как раз в это самое время наши части шли во мраке ночи, едва способные держаться на ногах от холода. Глубокие сугробы, жгучий восточный ветер и чувство безграничной оторванности превращало жизнь немецких солдат в пытку.
Как мог быть издан такой приказ? Это было для меня загадкой. Приказ был проигнорирован, и отход на Миус был продолжен. Фельдмаршал фон Рундштедт, генерал фон Макензен и другие заслуживали благодарности войсковых частей. Своим решением продолжить отход они сохранили жизнь множества солдат и предотвратили развал фронта группы армий «Юг». Следует также упомянуть о том, что Зепп Дитрих (старый друг Гитлера, иначе не сносить бы ему головы. – Рей.) осудил «фанатичный» приказ фюрера в самых сильных выражениях и отстаивал решение командования группы армий «Юг» на отход III моторизованного корпуса как единственно возможное. Думаю, что я прав, когда утверждаю, что он однозначно встал на сторону фельдмаршала фон Рундштедта (и фон Клейста. – Рей.) в тот трудный для него час. Однако фельдмаршал фон Рундштедт был все же отстранен от командования группой армий «Юг» и заменен фельдмаршалом фон Рейхенау.
Тем временем русские дивизии атаковали наши оборонительные позиции с неослабеваемой силой. Прорывы можно было ликвидировать, только приложив чрезвычайные усилия.
Мой батальон был на левом фланге дивизии «Лейбштандарт» и поддерживал контакт с 60-й моторизованной дивизией. Подразделениям удавалось удерживать позиции, взаимодействуя друг с другом в ходе боя, и создать опорные пункты, причем с помощью русских добровольцев. Боеспособность наших подразделений настолько ослабла, что командиры даже стали использовать антибольшевистски настроенных русских во фронтовых частях. Поэтому я не удивился, когда, посещая своих солдат на позициях, я встречал иногда чуть ли не больше русских, чем немцев. Добровольцы были в основном родом либо с Северного Кавказа, либо с Украины. Их энтузиазм был тогда безграничен, и именно по этой причине они были приняты нашими солдатами.
В декабре во время ураганного артиллерийского обстрела я потерял одного из своих лучших товарищей. Наш прекрасный переводчик, храбрый Гейнц Дрешер, был одним из наиболее одаренных офицеров в батальоне. Он всегда был примером для других и в жизни и в бою. Он нашел свой последний покой на железнодорожной насыпи в Таганроге.
Незадолго до Рождества мне непостижимым образом повезло – я получил разрешение слетать домой. Я вылетел с несколькими товарищами из Таганрога на транспортном U-52. Мы летели через Умань в Львов, а там я сел на поезд. Через восемнадцать часов я уже стоял, жалкий и потрепанный, на железнодорожной станции Фридрихштрассе и первый раз за столь долгий срок говорил по телефону со своими родными. Жаль, что это счастливое время прошло слишком быстро и момент расставания подобрался семимильными шагами.
30 декабря я получил приказ явиться 1 января для доклада к Гитлеру. Приглашение было передано мне
