из рейхсканцелярии. Пронизывающий холод господствовал тогда и в Германии. Я простился с женой на железнодорожной станции Зоопарк в Берлине и поднялся в ледяной от холода вагон поезда. Моим попутчиком был японский посол, который тоже ехал в Восточную Пруссию и который, на основании прежнего опыта поездок в спецпоездах, запасся коньяком. И не прошло много времени, как мы уже пытались согреться горячительным напитком.
Меня встретили товарищи в Кентшине и проводили в ставку фюрера через густой лес (1 километр). Нас проверили на нескольких постах и сообщили по телефону о нас на последнем посту. Охранные функции здесь выполнял личный состав моторизованной гренадерской дивизии СС «Великая Германия». Ставка состояла из нескольких железобетонных бункеров и обычных деревянных казарм, великолепно замаскированных – они были скрыты за высокими деревьями. Расквартирование и обеспечение питанием соответствовали обстоятельствам. Несомненно, целесообразность и простота были тем, чем руководствовались при строительстве ставки фюрера («Вольфшанце» – «Волчье логово». – Ред.).
Гауптштурмфюрер СС Пфайфер принял меня и проинформировал о причине моего вызова сюда. Из слов Пфай– фера я заключил, что Адольф Гитлер обеспокоен ситуацией на фронте и желал бы получить информацию, так сказать, из первых рук.
Адольф Гитлер производил впечатление простого и энергичного человека. Я был удивлен тем, что он прекрасно разбирался в вооружениях и был точно проинформирован о преимуществах и недостатках различных типов танков и бронемашин. Однако больше всего меня поразило то, что он был знаком с боевыми действиями моего батальона и хотел получить ответ на вопросы по тактике. С учетом предыдущих успехов батальона он был усилен гренадерской ротой легких бронемашин и огневым взводом тяжелых пехотных орудий.
Я не смягчал выражений, говоря о боевых действиях под Ростовом-на-Дону, и доложил о непосильных требованиях, которые были предъявлены к частям и соединениям. Я особенно акцентировал внимание на не соответствующем ситуации поступлении пополнений. Генерал Йодль поддержал меня и сослался на донесения из других подразделений. Из разговора у меня создалось впечатление, что ситуация с войсками на востоке очень мучила Адольфа Гитлера и он был озабочен тем, как помочь делу.
3 января вместе с полковником Цейцлером я вылетел на Не-111 обратно в Мариуполь. В Мариуполе я пересел на «Шторьх», который должен был доставить меня в Таганрог. Вскоре мы пролетели над дымящимися обломками сбитого U-52. Чтобы сократить мне путь в штаб дивизии, пилот посадил легкий самолет в пределах видимости командного пункта, и я сел в следовавшие мимо запряженные лошадью сани. Насквозь промерзший, я прибыл обратно в свою часть после 16-дневного отсутствия.
В ту же ночь я сменил Хуго Крааса, временно исполнявшего обязанности командира батальона, и в серых утренних сумерках впервые после столь долгого перерыва проковылял по позициям моей части. С начала Русской кампании до 15 декабря 1941 года в моем батальоне были отмечены следующие потери:
Убитыми:
6 офицеров;
9 военнослужащих унтер-офицерского состава;
79 военнослужащих рядового состава.
Ранеными:
20 офицеров;
33 военнослужащих унтер-офицерского состава;
308 военнослужащих рядового состава.
Пропавшими без вести:
1 офицер;
2 военнослужащих унтер-офицерского состава;
7 военнослужащих рядового состава.
Полученное пополнение:
11 офицеров;
1 военнослужащий унтер-офицерского состава;
186 военнослужащих рядового состава.
За тот же период времени 1-м разведбатальоном СС были взяты в плен 112 командиров и 10 142 солдата Красной армии.
Наша оборонительная позиция проходила прямо через поселок Самбек, располагаясь на переднем склоне длинной гряды. Заливные луга тянулись перед нами, их ледяное покрытие лишь кое-где прерывалось небольшими зарослями ивняка. Русские занимали свои позиции напротив нас. В некоторых местах до них было всего 100 метров. Фронт успокоился. Если не считать разведки и артобстрелов, никаких иных боевых действий не велось. В сложившейся ситуации я считал излишним патрулирование, и, соответственно, у меня неделями не было потерь. Позиции продолжали основательно оборудоваться; особое значение придавалось установке глубокоэшелонированных минных полей.
Земляные работы велись с помощью местного населения. Войска обеспечили местным жителям питание и медицинскую помощь. Я отказался силой вытаскивать людей из их домов и охотиться за ними по снежным пространствам. Следствием этого могли бы быть неизбежные потери. Проявленное нами уважение привело к тому, что население помогло – ради хороших отношений между ним и военными. Поэтому неудивительно, что через короткое время у батальона были лучше всех оборудованные оборонительные позиции и нас посещали офицеры соседних подразделений и частей. В наших землянках и блиндажах было почти по- домашнему уютно.
В начале года я узнал кое-что, чего не хотел бы скрывать от читателя. Однажды мой водитель, Макс Борнхефт, поставил передо мной тарелку с маленькими кусочками мяса, объяснив, что это голубиные бедра, которые он «достал» благодаря «хорошим связям» в Таганроге. Когда я начал есть этот деликатес, у меня возникли сомнения. Я сказал Максу, что, хотя все это очень вкусно, ни одно из бедрышек никогда не летало по воздуху, как у голубя. Но Макс не заставил меня долго строить догадки. Он сказал довольно сухо: «Нет, они не летали, они прыгали! Вы едите лягушачьи лапки!»
Вслед за тем, как кончились морозы, наступил период непролазной грязи, которая делала снабжение войск почти невозможным и препятствовала наступательным действиям. Как следовало продолжать войну? Этот вопрос вызывал у нас жгучий интерес. Оборонительный вариант был немыслим, но немецким войскам на Восточном фронте не хватало сил для крупномасштабного наступления. Дивизии, которые могли быть использованы для наступления, все еще находились на своих позициях, хотя кадровый состав был достаточным лишь для отдыха и пополнения. Мы боялись, что однажды нас выведут со своих позиций и нам придется идти в атаку вместе с наскоро собранными частями.
После того как 1-я танковая армия и часть 17-й армии (а также 6-й армии. – Ред.) уничтожили русские войска, прорвавшиеся к югу от Харькова (23 мая 1942 года немцы окружили здесь советские войска, взяв в плен 240 000 человек. – Ред.), мы были выведены со своих зимних позиций и в конце мая переброшены в район Сталино (Донецк. – Ред.). Именно там новые, созданные за зиму части усилили нашу дивизию, а новое пополнение влилось в ряды ветеранов. Упражнения на стрельбище быстро вернули моему батальону отличную боевую форму. Он был лучше вооружен, чем в 1941 году, и, имея за плечами опыт предыдущих боев, снова стал достойным соперником любого противника. Моральный дух части был высоким. Военнослужащие всех званий твердо верили в свои собственные силы и в своих офицеров – прежде всего, благодаря их сверхчеловеческим способностям, проявленным в боевых действиях как в наступлении, так и в обороне, умению противостоять превосходящим силам противника.
Совершенно неожиданно в начале июня 1942 года дивизия «Лейбштандарт» была выведена из состава войск, готовившихся к большому наступлению на юге Восточного фронта, и переброшена во Францию в ожидании возможной высадки сил союзной коалиции. Мой батальон был переведен в район Кана, и штаб расквартировался в Бретвиль-сюр-Лез. Прошло немного времени, и в Нормандии для нас уже не было никаких секретов. Все возможные ситуации были отрепетированы как с войсками, так и без них, и в результате был достигнут такой уровень подготовленности, который можно было бы уверенно противопоставить самой лучшей воинской части мирного времени.
Осенью мы готовились к отправке в Северную Африку, но судьба распорядилась иначе. Трагедия 6-й армии под Сталинградом призвала нас обратно в Россию. Только везение спасло нашу дивизию от разгрома
