неум?стны' всякія самоуправства и оскорбительныя д?йствія в отношеніи офицеров, героически сражавшихся за родину, и без сод?йствія которых 'невозможно укр?пленіе новаго строя', но в этих воззваніях не было того конкретнаго, чего требовала армейская жизнь. Слов говорилось уже достаточно. Что это безволіе, диктуемое 'психозом свободы' — своего рода бол?знь времени или боязнь раздражить л?ваго партнера, с которым представители военнаго министерства договорились в учрежденной уже так называемой поливановской комиссіи по реформированію армейскаго быта? Отсутствіе времени для продуманнаго д?йствія в лихорадочной обстановк? общественнаго кип?нія? [348].
Мы знаем, как сами члены Правительства в офиціальных бес?дах с представителями высшаго военнаго командованія на фронт? объясняли свое поведеніе — напомним, что Львов жаловался Алекс?еву 6-го: 'догнать бурное развитіе невозможно, событія несут нас, а не мы ими управляем', а Гучков в письм? 9- го, пом?ченном 'в. секретно', 'в собственныя руки'[349], пытаясь 'установить одинаковое пониманіе современнаго положенія д?л, считаясь в оц?нк? посл?дняго лишь с жестокой д?йствительностью, отбросив всякія иллюзіи', давал свою знаменитую характеристику безсилія Врем. Правительства: 'Врем. Пр. не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряженія осуществляются лишь в т?х рзам?рах, как допускает Сов?т Р. и С. Д., который располагает важн?йшими элементами реальной власти, так как войска, жел?зная дорога, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Вр. Правит. существует лишь, пока это допускается Сов?том. Р. и С. Д. В частности, по военному в?домству нын? представляется возможным отдавать лишь т? распоряженія, которыя не идут коренным образом вразр?з с постановленіями вышеназваннаго Сов?та': Хотя военный министр и просил врем. и. д. наштоверха 'в?рить, что д?йствительное положеніе вещей таково', едва ли надо еще раз подчеркнуть, что Гучков безконечно преувеличивает т? дефекты, которые существовали в организаціи власти, и совершенно игнорировал тогда тот моральный авторитет и ту исключительную популярность, которые им?ло в стран? в первые дни революціи, а, может быть, и нед?ли, Временное Правительство. Думается, объясненіе надо искать в другом — в изв?стном гипноз?, порожденном событіями. Казалось, что Петербург в революціонное время — это пуп русской земли[350]. Надо добиться положительных результатов в центр? — все остальное приложится само собой; мысль эту и выразил Гучков в бол?е раннем разговор? с Алекс?евым.
Централистическая гипертрофія приводила к тому, что взаимоотношенія Правительства и Ставки устанавливались разговорами по юзу, командировками офицеров, 'осведомленных... в деталях создавшейся и Петербург? обстановки' и т. д., и не являлась даже мысль о необходимости в первые же дни непосредственнаго свиданія для выработки однородной совм?стной тактики. Казалось бы, что это было т?м бол?е необходимо, что военная психологія (не кастовая, а профессіональная) неизб?жно должна была расходиться с навыками общественными. Много позже, будучи временно не у д?л в Смоленск?, ген. Алекс?ев писал Родзянко (25 іюля): ...'Я сильно отстал и психологіи д?ятелей нашей революціи постичь не могу'. Д?ло не в том, что Алекс?ев 'отстал' — он был, кончено, органически чужд тому революціонному процессу, который происходил. Лишь присущій ему особо проникновенный патріотизм сд?лал его 'революціонером' и заставил его приспособляться к чуждому міру. 'Цензовая общественность' — думскій политическій круг должен был служить мостом к общественности революціонной, которая своими крайними и уродливыми подчас проявленіями должна была отталкивать честнаго военнаго д?ятеля, отдавшаго душу свою исполненію долга во время войны и боявшагося, что 'соціалистическія бредни' заслонят собой 'Россію и родину'.
Необходимость контакта почувствовал и Гучков, когда писал свое конфиденціальное сообщеніе 9 марта. И т?м не мен?е военный министр незамедлительно не вы?хал в Ставку и не вызвал к себ? ген. Алекс?ева: 'подробности современнаго положенія д?л вам доложат — писал Гучков — командируемые мною полк. Соттеруп и кн. Туманов, вполн? осв?домленные... в деталях создавшейся в Петроград? обстановки, ибо оба названные штаб-офицера находились с первых же дней революціи в Гос. Дум? и в близком общеніи, как с членами Врем. Правит., так и членами Сов?та Р. и С. Д.'. Сам же Гучков, вы?хавшій на другой день на фронт, начал свой объ?зд с периферіи. 11 марта он был в Риг? — в район? 12 арміи Радко Дмитріева[351]. 13-го прибыл в Псков, гд? 'сразу же было... сов?щаніе... по вопросам, связанным с броженіем в войсках'. 'Гучков — записывает в дневник Болдырев — как единственное средство успокоенія, рекомендует различныя уступки'; 'Мы не власть, а видимость власти, физическія силы у Сов?та Р. и С. Д.'. 'Безпомощность' Врем. Пр. — странный тезис в устах представители власти на фронт? — была основной темой р?чи военнаго министра и на посл?дующих сов?щаніях, и на разных фронтах: через дв? нед?ли почти в таких же выраженіях говорит он в Минск?: 'мы только власть по имени, в д?йствительности власть принадлежит н?скольким крайним соціалистам, водителям солдатской толпы, которые завтра же нас могут арестовать и разстр?лять (в записи Легра, которую мы цитируем, не упомянуты Сов?ты, как таковые). Что это: реалистическая оц?нка безвыходнаго положенія[352], или совершенно опред?ленная тактика, подготовлявшая среди команднаго состава, прінявшаго переворот, осуществленіе плана, который нам?тил себ? Гучков?
Только 17-го собрались по?хать в Ставку члены Правительства. Св?д?нія об этой по?здк? в печать проникли очень скудно. В 'Рус. В?д.' довольно глухо было сказано, что 'линія общей работы найдена'. Лукомскій в воспоминаніях передает лишь вн?шнія черты пос?щенія революціонными министрами Ставки, зафиксировав момент прі?зда, когда министры по очереди выходили на перрон из вагона и, представляясь толп?, говорили р?чи: 'совс?м как выход царей в оперетк?' — сказал кто-то из стоявших рядом с генералом. Повидимому, декларативных р?чей было сказано не мало[353]. Возможно, что декларативной стороной и ограничился главный смысл пос?щенія министрами Ставки... Как видно из 'секретнаго' циркулярнаго сообщенія, разосланнаго за подписью Лукомскаго, в Ставк? 18-го происходило д?ловое сов?щаніе с 'представителями центральнаго управленія' для выясненія вопросов 'боеспособности арміи'. Сов?щаніе пришло к выводу, что Правительство должно 'опред?ленно и ясно' сообщить союзникам, что Россія не может выполнить обязательств, принятых на конференціях в Шантильи и Петроград?, т. е., не может привести в исполненіе нам?ченныя весной активныя операціи. Деникин, со слов ген. Потапова, передает, что Правительство вынесло отрицательное впечатл?ніе от Ставки. Если не по воспоминаніям, то по частным письмам того времени — и с такой неожиданной стороны, как в. кн. Серг. Мих. — вытекает, что само правительство в Ставк? произвело скор?е хорошее впечатл?ніе. 19 марта Серг. Мих. писал: 'вс? в восторг?, но кто покорил вс?х, так это Керенскій'.
II. Революція и война.
1. Симптомы разложенія.
Временному Правительству и верховному командованію предстояло практически разр?шить проблему исключительно трудную — сочетать стремленія революціи с задачами продолжающейся войны. В предфевральскіе дни сознаніе сложности этой проблемы при сохраненіи жизненных интересов страны, конечно, не чуждо было представителям соціалистических партій — за исключеніем, быть может, упорных догматиков крайняго толка. Страх перед возможной катастрофой клал преграду революціонной пропаганд? и м?шал 'подлым софистам ' (по выраженію Ленина) приложить провокаціонно, т. е. преждевременно, свою печать к грядущим событіям.
Фронт не мог быть изолированным оазисом в атмосфер? той психологіи фаталистически неизб?жнаго, которая охватила наканун? стихійно разыгравшихся событій вс? круги и вс? слои русской общественности и обостряла до крайности напряженность ожиданій народных масс... 'Недовольство в народ? становится сильн?е и сильн?е... Революція неминуема' — это запись 2 февраля в дневник? боевого генерала на фронт? — Селивачева (8 марта, посл? событій, Селивачев записал: 'несомн?нно, что посл? войны революція была бы бол?е кровавая, а теперь — провинція просто таки присоединилась').