Мартовскіе дни 1917 года

Как уже указывалось, перелюстрированныя солдатскія письма с фронта в значительной степени можно было бы охарактеризовать выраженіем в одном из этих писем: 'Мы стоим на порог? великих событій'. Среди перелюстрированнаго департаментом полиціи матеріала им?ется документ, представляющій особый интерес, ибо он был переслан в Ставку военным министром Б?ляевым для ознакомленія войсковых начальников. Задержанное 'письмо' с фронта, написанное партійным челов?ком большевицкаго склада мыслей, набрасывало ц?лую программу революціоннаго выступленія посл? войны , окончаніе которой 'скоро или не очень скоро' несомн?нно приближается. Вс? наблюденія, которыя автор вынес из своих скитаній 'по запасным батальонам и по фронту', приводили его к заключенію, что у правительства может и не оказаться силы для подавленія неизб?жных рабочих и крестьянских 'безпорядков'. Армія в тылу и ' в особенности на фронт? , полна элементов, из которых одни способны стать активной силой возстанія, а другіе могут лишь отказаться от усмирительнаго д?йствія'. Весь этот ' революціонный элемент' надо спаять для того, чтобы поднять знамя солдатскаго возстанія. Ген. Клембовскій (и. д. нач. шт. верх. главнок.) разослал 'совершенно секретно в собственный руки' начальников предложеніе военнаго министра дать отзыв о нам?ченном министерством агитаціонном план? 'вс?ми зависящими средствами' парализовать в зародыш? 'преступную работу' в арміи. Мы знаем только отв?т Рузскаго, высказавшагося против устройства в войсках бес?д на политическія темы, ибо это приведет лишь к 'опасности возникновенія в арміи бол?е интенсивных подпольных теченій'. 'До настоящаго времени в воинском строю проводится взгляд, что армія должна стоять вн? политики и поэтому не сл?дует 'искусственно привлекать ея вниманіе к этому вопросу'. Рузскій подчеркивал, что единственным средством борьбы с революціонной пропагандой является изжитіе 'тяжелаго кризиса внутренней жизни страны...' 'нельзя упускать из виду, что современная армія... представляет собой однородную с прочим тыловым населеніем массу и естественно отражает в себ? т? настроенія, помыслы и стремленія, которые суммируются в другой половин? ея'. Были попытки представить революцію плодом 'отрицанія войны'. Эту аргументацію по соображеніям больше политическим, нежели в соотв?тствіи с фактами, развил в нервом и единственном зас?даніи Учред. Собранія офиціальный докладчик партіи с.-р. о 'мир?' — Тимофеев. Первое слово Учр. Собр. должно быть о 'мир?' — этом 'чаяніи измученнаго, истомленнаго войной трудового народа'. Оратор старался вырвать пріоритет у большевиков своими рискованными без оговорок утвержденіями. Для Троцкаго в 'исторіи' революціи главным лозунгом февральских дней остается лозунг: 'долой войну'...

Отд?льными иллюстраціями, взятыми из жизни — сложной и многообразной, пожалуй, почти всегда можно подтвердить любой тезис и в особенности тогда, когда р?чь идет о неуловимой с точки зр?нія статистических выкладок народной психологіи. В исторіи не может быть фактически принят сомнительный сам по себ? метод американских 'институтов общественнаго мн?нія''. Обобщающія впечатл?нія современников могут быть ошибочны и субъективны, как, напр., ув?ренность будущаго правительственнаго комиссара при Верховной Ставк? Станкевича — для него 'несомн?нно', что 'переворот был вызван народным ощущеніем тяжести войны'[354]; столь же 'ясно' было и будущему военному министру Верховскому, что массы поняли революцію, 'как немедленное прекращеніе войны'. 'Когда пришли к нам и сказали о великом переворот?, вс? солдаты сказали: 'славу Богу, может быть, теперь мир скоро будет заключен' — вспоминал на сов?щаніи Сов?тов 30 марта Остроумов, солдат большевицкаго уже склада, явившійся 'прямо из окопов'. Боевой генерал Селивачев, н?сколько пессимистичный в записях своего дневника, скажет с своей стороны, что 'совершившійся переворот притянул к себ? мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война'. Еще опред?ленн?е было мн?ніе Набокова, принадлежавшаго к числу т?х, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать. Но только мн?ніе это сложилось уже в процесс? революціи и сильно отражало в себ? слишком субъективное воспріятіе д?йствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход — сепаратный мир[355]. Набоков высказал свое уб?жденіе Милюкову, который 'р?шительно' не согласился, однако, с этим и считал, что 'без войны скор?й бы все разсыпалось'.

Наличія таких разговоров не отрицает и офиціальная сводка Алекс?ева — их слышали, как было упомянуто, депутаты Янушкевич и Филоненко, в одном полку первой арміи при объ?зд? С?вернаго фронта. Командующій 5-ой арміей на С?верном фронт? Драгомиров в донесеніи Рузскому 29-го марта совершенно ясно опред?лил эту психологію 'опаснаго свойства', которая стала зам?чать ея в его арміи посл? 'н?котораго успокоенія' 'в первые дни', и которая свидетельствовала, по его мн?нію, об упадк? боевого настроенія. 'Первые дни подряд — писал Драгомиров — ко мн? приходили полки, стоявшіе в резерв?, с заявленіем своей готовности по первому моему требованію итти, куда угодно, и сложить голову за родину'. На практик? 'крайне неохотно отзываются на каждый приказ итти в иконы'[356]; 'Вс? помыслы солдат обращены на тыл. Каждый только думает о том, скоро ли ему очередь итти в резерв, и вс? мечты сводятся к тому, чтобы быть в Двинск?. За посл?дніе дни настойчиво живут мыслью, что они достаточно воевали, и пора их отвести в далекіе тыловые города, а на их м?сто поставить войска Петроградскаго округа и других больших городов'.

Большевицкіе изсл?дователи сп?шат (не слишком ли опрометчиво!) сд?лать вывод: мир — 'таков был первый непосредственный вывод каждаго солдата', получившаго изв?стіе о революціи. Правда, сама по себ? это н?сколько иная постановка вопроса, нежели та, что формулируется словами: 'под знаком отрицанія войны родилась русская революція'. Подобная концепція связана с утвержденіем, принявшим, естественно, парадоксальный вид у Троцкаго: 'Революція обнаружила то, что случилось до нея'... 'безнадежно было нравственное состояніе. Его можно опред?лить так: арміи, как арміи, уже не было'. Парадокс поддержал Чернов: новой властью армія 'была унасл?дована от старой в состояніи еле сдерживаемаго разложенія. Не революція разложила армію. Противоположное мн?ніе основано на том, что только посл? революціи это подспудное разложеніе ц?ликом вышло наружу'. Тайное стало явным. 'Что раньше проявлялось в ней спорадически, в вид? отд?льных внезапных судорожных конвульсій, то проступило ясной для вс?х наружной синью'... Этот тезис развивал и Керенскій в воспоминаніях, предназначавшихся для иностранных читателей — он утверждал, что в арміи к 17 году исчезла 'всякая дисціплина'. Еще доныне, в качеств? формальнаго главы революціонной арміи, на московском Государств. Сов?щаніи, Керенскій шел дальше и называл старую армію, связанную 'ненавистными ц?пями механическаго принужденія', 'т?лом на глиняных ногах и почти без головы'.

Конечно, отрицать наличность до революціи явленій, которыя могут быть отнесены к числу признаков 'разложенія' арміи на фронт?, не приходится, равно, как и зарожденіе 'солдатской вольницы' в тылу. Соотв?тствующіе прим?ры могут быть многочисленны, начиная со свид?тельства ген. Крымова, прі?хавшаго с фронта и утверждавшаго в Петербург? среди общественных д?ятелей (по крайней м?р? в передач? Родзянко — явно преувеличенной) за н?сколько м?сяцев до переворота, что армія 'постепенно разлагается' и что 'в теченіе зимы может просто покинуть окопы и поля сраженія'. 'Из сказаннаго ясно — зам?чает мемуарист Родзянко — что почва для окончательнаго разложенія арміи им?лась на лицо задолго до переворота'... Еще бол?е мрачную картину 'разложенія арміи' в конц? 16 г. набрасывала записка петербургскаго жанд. управленія в октябр? 16 г., передавая отчасти наблюденія кадетских парламентаріев и уполномоченных земскаго и городского союзов, рисующих 'чудовищную картину жизни тыла и настроенія войск', которая предв?щает 'скорый конец войны'. В этих наблюденіях, переданных через жандармских осв?домителей, 'моральное разложеніе' войск см?шивается подчас с ростом в них настроеній революціонных... Очевидно, это не одно и то же. И записка сама совершенно парализует свой вывод, сообщая наблюденія т?х же 'уполномоченных', что 'дух арміи был бы великол?пен, если бы был хотя н?сколько выше состав офицеров'...

Останемся в пред?лах понятія 'разложенія арміи' в прямом смысл? слова. Каждый лишній день войны, дававшій пищу для 'пораженческой' пропаганды, должен был усиливать симптомы, грозившіе ц?лости и боеспособности арміи, как это наблюдалось на вс?х фронтах сражавшихся держав[357]. Но не всякая заразная бацилла, вошедшая в организм, обязательно приводит к бол?зни. Бол?знь возникает всетаки тогда, когда бациллы захватывают весь организм, т. е. тогда, когда организм перестает сопротивляться. Выло ли это в русской арміи наканун? переворота? Конечно, н?т. Неужели не прав был Алекс?ев, отнюдь не скрывавшій бол?зненных симптомов в жизни старой арміи и говорившій в критическій момент революціи на августовском московском Госуд. Сов?щаніи, что в 'руки новой власти поступила армія, которая способна была выполнить и дал?е свой долг и вести многострадальную Россію к скорому окончанію войны'. Это была армія относительно 'прочная и твердая',